Настя Чацкая - Ничего страшного [СИ]

Настя Чацкая НИЧЕГО СТРАШНОГО

Часть 1 Панацея

Обсессивный синдром.

Состояние непроизвольного влечения, хер его раздери. Состояние пузырящихся мыслей. Состояние мокрых образов, которые разрываются в голове жалящими салютами.

Состояние набирающих номер пальцев, героинового прихода, нетерпеливого выдоха:

— Хэй. Ты мне нужен, волче.

Это становится необходимостью каждый раз, когда срывается с языка.

Каждый раз тишина, живущая в трубке несколько секунд после въедливых гудков, нарушается напевающим сердцем. Монотонный фа минор.

Пам-пам-парам. Пам-парам. Парам. Парам.

Похоронный марш — сегодня снова скончался здравый смысл.

Он давно разложился, оставив после себя только вязкую иллюзорную массу — её хватает разве что на пару суток. А потом — снова. Пузыри. Кипяток. Раскалённое масло. Никакого здравого смысла. Снова «Хей, ты мне нужен». Снова «Увидимся у тебя». Снова долбёжка в задницу такая, что сетчатку разрывает от херачащих из глаз искр.

Обсессивный синдром.

— Что, Стайлз?

Он знает. Он каждый раз видит смысл притворяться.

Это его стратегия, не дающая поверить, принять, осознать за ненадобностью. Фальшивой ненадобностью. Чтобы в тот же момент не сорваться. Не позабыть о своей «даме-волчьего-сердца», которая как раз сейчас принимает душ на втором этаже лофта. Не позабыть о Малии, которая недавно на своём Пикапе укатила в Лос-Анджелес по поручению Дитона. Это неважно.

Нет никакой Малии, когда появляется «нужно». «Необходимо». «Жизненно важно».

— Мне нужно приехать к тебе сегодня, и чтобы об этом не узнала ни одна живая душонка, иначе пиздец, Дерек, сам же знаешь. Чтобы никто, даже Скотт. Даже Питер. Тем более — Питер. Справишься? Я раньше закончил с экономикой, так что вечер свободен.

Тишина.

Переворот. Ещё один.

Сердце давно не пережёвывает кровь — оно нервно кувыркается между лёгких, задушенное тугой артерией. И пока Дерек молчит, Стайлз чувствует каждый кувырок.

Один. Два. Три.

— Сегодня — нет.

Четыре. Стоп. Тишина в груди громче бесшумного дыхания в динамике.

— Дерек. Мне нужно, — цедит он. Так цедят наркоманы, когда им отказывают в дозе.

Ты моя грёбаная дурь.

— Стайлз.

— Это не просто «хочу мороженого», чувак. Это «если я не получу мороженого, я пойду и вырежу весь квартал кухонным ножом, выпью их кровь и к хуям повешусь на люстре в детской у сына мистера Роуда». Ты понимаешь?

— Я не мороженое. У меня Джейн.

— Иди ты на хуй, ты мне нужен!

Сорваться. Заорать. Люди — глупые эмоциональные создания. Они подвластны глупым эмоциональным порывам. Жар. Пузыри. Кто-то добавил огня неосторожной рукой.

А у Стайлза печь в глотке. Она жрёт каждую каплю крови, жарит каждое слово, переламывает его. Стайлз сжимает в руке едва начатый флакон таблеток. Ему нужно. Просто нужно. Сейчас нужно. Это атака скручивающей необходимости, и пилюли против неё ещё не выдумали.

Тишина в трубке. Шипение пузырей в сознании. Жар по жилам. Жар. Жар. Стайлз загорится прямо сейчас. Это приход, это приступ, это хуже панической атаки.

Обсессивный синдром.

Дыхание почти дымит.

— Я занят. Счастливо, Стайлз.

— Дерек.

— Позвони Малии. Потрахайтесь. Отъебись от меня.

Стайлз вызывает раздражение.

Он чувствует.

Он — раздражитель. Он — пылающая кожа. Он — закрытые глаза. Он — мокрые мысли, в которых тело Дерека втрахивает его в ветхую стену хейловского дома прямо сейчас. Он — вязкие воспоминания, в которых пальцы Дерека растягивают его, опрокинутого на кухонную стойку в лофте.

Ту стойку, за которой Джейн каждое утро готовит омлет.

Стайлз открывает флакон и высыпает таблетки на влажную ладонь.

Пока Дерек молчит, таблетки горчат на языке. Одна. Две. Три.

Пузыри. Кипяток. Горячая тяжесть в паху.

Иллюзорная видимость здравого смысла не возвращается. Её нет. У Стайлза взмокает лоб, у него взмокает каждая мышца, когда он слышит медленный выдох:

— Я кладу трубку.

— Ты мне нужен, — говорит он в очередной раз. Уже тише.

Ему тяжело дышать — у него ни одного сантиметра живой трахеи. Только пепел и жар.

— Хорошего вечера.

И Хейл отключается.

Отключается.

У Дерека своя философия. Стайлз проклинает её каждый раз.

— Срать я хотел на то, что ты занят, Дерек, мать твою, нахрен! — орёт он мёртвому динамику и херачит кулаком по подлокотнику компьютерного кресла.

--">