Пэлем Грэнвил Вудхауз - Знакомьтесь: мистер Муллинер

Пелам Гренвилл Вудхаус Знакомьтесь: мистер Муллинер

Вся правда о Джордже

Когда я вошел в уютный зал «Отдыха удильщика», там сидели два посетителя и один, судя по его возбужденному, но приглушенному голосу и бурной жестикуляции, рассказывал второму что-то крайне увлекательное. До меня доносились лишь отрывочные «ничего подобного мне еще видеть не приходилось» и «во-о-от такая!», но догадаться об остальном в заведении под подобной вывеской было очень легко. И когда второй, перехватив мой взгляд, подмигнул мне со страдальческой усмешкой, я сочувственно улыбнулся ему.

Вот так нас связали узы взаимной симпатии, и, когда рассказчик, завершив свою повесть, удалился, его слушатель направился к моему столику, словно уступая настойчивому приглашению.

– Какими отпетыми лгунами бывают люди! – сказал он благодушно.

– Рыболовы, – мягко указал я, – заведомо небрежны в обращении с истиной.

– Он не рыболов, – возразил мой собеседник, – а здешний врач. И рассказывал мне про пациента, который недавно обратился к нему по поводу водянки. К тому же, – и он убедительно похлопал меня по колену, – не следует особенно доверять легенде о рыболовах, пусть и весьма распространенной. Я сам рыболов и не солгал ни разу в жизни.

Поверить ему труда не составляло: такой он был уютный толстячок средних лет. А его глаза сразу же подкупили меня удивительно детской искренностью. Глаза эти были большие, круглые и честные. Я, не дрогнув, купил бы у него любую самую многообещающую акцию.

Дверь, выходившая на большую пыльную дорогу, открылась, и в нее по-кроличьи юркнул человечек, словно бы чем-то встревоженный, и выпил джина с лимонадом еще прежде, чем мы успели сообразить, что видим его. Утолив жажду, он посмотрел на нас, как будто ему было очень не по себе.

– Д-д-д-д… – сказал он.

Мы выжидающе смотрели на него.

– Д-д-добрый д-д-д-д…

Его нервы, видимо, не выдержали, и он исчез столь же внезапно, как и появился.

– Мне кажется, он клонил к тому, чтобы пожелать нам доброго дня, – высказал догадку мой собеседник.

– Вероятно, – заметил я, – человеку с подобным дефектом речи очень тяжело завязывать разговор с незнакомцами.

– Скорее всего он пытается излечить себя. Как мой племянник Джордж. Я вам когда-нибудь рассказывал про моего племянника Джорджа?

Я напомнил ему, что мы только-только познакомились и я впервые услышал, что у него имеется племянник по имени Джордж.

– Юный Джордж Муллинер. Моя фамилия Муллинер. Я расскажу вам, как обстояло дело с Джорджем. Во многих отношениях весьма поучительный случай.

Мой племянник Джордж (начал мистер Муллинер) был на редкость приятным юношей, но с самого нежного возраста он страдал жутким заиканием. Будь он вынужден зарабатывать на хлеб, этот дефект явился бы величайшим камнем преткновения на его жизненном пути, но, к счастью, отец оставил ему вполне приличный доход, и Джордж вел не слишком тягостную жизнь в селении, где родился, проводя дни в обычных деревенских развлечениях, а по вечерам решая кроссворды. К тридцати годам он знал об Осии, пророке, о Ра, боге солнца, и о птице эму больше, чем кто-либо еще в графстве, исключая Сьюзен Блейк, дочь приходского священника, которая тоже увлекалась решением кроссвордов и была первой девушкой в Вустершире, установившей, что такое «стеарин» и «корпускулярность».

Именно общение с мисс Сьюзен впервые натолкнуло Джорджа на мысль, что ему необходимо излечиться от заикания. Естественно, разделяя увлечение кроссвордами, они часто виделись, так как Джордж то и дело заглядывал в домик при церкви, чтобы спросить Сьюзен, какое слово из шести букв «имеет отношение к профессии водопроводчика», а Сьюзен с таким же постоянством навещала уютный коттедж Джорджа, если ее, как и всякую девушку, ставило в тупик очередное слово из восьми букв, «связанное в основном с производством тарельчатых клапанов». А потому в один прекрасный вечер сразу после того, как она помогла ему разобраться со словом «псевдопериптер», молодого человека внезапно озарило и он понял, что в ней для него заключен весь мир, или, как он в силу привычки выразился про себя, она для него – любимая, дражайшая, душенька, возлюбленная, высоко чтимая или ценимая.

И все же всякий раз, когда он пытался сказать ей это, ему не удавалось продвинуться дальше пришептывающего --">