Ричард Фрэнсис Бёртон - Книга мечей

Ричард Ф. Бертон Книга мечей

…Продай одежду свою и купи меч.

Евангелие от Луки, 22:36

Но более всего благоприятствует величию империи, когда вся страна развивает искусство владения оружием как предмет своей главной гордости и самое славное занятие.

Бэкон. О приумножении наук. VIII, 3

Голос каждого народа — это меч, охраняющий его или повергающий наземь.

Теннисон. Гарольд

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Мне нужна книга о мече, а не трактат о «квартах» и «терциях», — сказал мне издатель, когда я принес ему несколько лет назад свою первую рукопись.

И я понял, что издатель прав. Поэтому книга была переписана в более популярном и менее профессиональном стиле.

У меня есть только одно пожелание к читателю и рецензенту, а именно — отнестись объективно к некоторым «продвинутым воззрениям» на египтологию. Я убежден, что данное исследование, пусть и находящееся в начальной стадии, сильнейшим образом изменит почти все наши прежние взгляды на археологическую историю.

Ричард Ф. Бёртон

ВСТУПЛЕНИЕ

История человечества — это история меча. «Белое оружие» — это нечто большее, чем просто «самое древнее, самое универсальное, имеющее больше всего разновидностей оружие, единственное дожившее до наших времен».

Он (или она, оно — поскольку разные имена меча имеют разный грамматический род) — был объектом поклонения как божество, ему приносились человеческие жертвоприношения. Иудейские откровения гласят, что обоюдоостный меч явился изо рта Царя Царей, Господина Господ. Мы читаем о «Мече Божьем, священном Мече», о «Мече Господа и Гедеона» и что «не мир я вам принес, но Меч», что свидетельствует о борьбе и муках человека.

На более низком плане меч предстает изобретением и любимым оружием богов и полубогов: это волшебный дар, одно из сокровищ, ниспосланных на землю с небес, с помощью которого Малкибер («Малик Кабир», великий царь) стал божеством, а Вёлунд, Кида, Талант или кузнец Вейланд — героями. Его посвящали богам, хранили в церквах и храмах. Это был «ключ к небесам и к аду»; пословица гласит, что, «не будь меча, не было б и закона Мухаммеда», а самой высшей наградой за храбрость у мусульман было звание «Саиф Алла» — «Меч Аллаха».

Меч, неизменно обладавший индивидуальностью, из абстракции превратился в личность, наделенную как человеческими, так и сверхчеловеческими качествами. Меч стал чувствующим существом, он мог говорить, петь, радоваться и печалиться. Единый со своим владельцем, он был предметом привязанности; его гордо именовали возлюбленным сыном и наследником. Сдавший меч признавал себя тем самым подчиненным; преломить меч означало унизить его владельца. Целовать меч означало, а кое-где и до сих пор означает принести высшую форму присяги.

«Возложите свои руки на наш королевский меч», — говорил король Ричард II. А Вальтер Аквитанский заявлял:

Contra Orientalem prostratus corpore partem

Ac nudum retinens ensem hac cum voce precatur ^[1].

Меч убивал и исцелял; в безнадежном положении герой бросался на свой меч, а героиня, подобно Лукреции и Кальфурнии, вонзала в себя клинок стоя. Мечом разрубался гордиев узел любой сложности. Меч стал символом справедливости и мученичества; он уходил вместе со своим хозяином в могилу, как до этого сопровождал его в пиру и в бою. «Положите меч на мой гроб, — сказал, умирая, Генрих Гейне, — ведь я доблестно сражался за свободу человечества».

С незапамятных времен Царь оружия, созидатель и разрушитель одновременно, он «высекал историю, создавал народы и придавал форму миру». Он предрешил победы Александра и Цезаря, которые открыли человечеству новые горизонты. Он повсюду распространял яркий свет и многочисленные преимущества войн и побед, чья роль в прогрессе столь важна. Утверждение о том, что «lа guerre а enfanté le droit» — «без войны не было бы права», — далеко не парадоксально. Стоимость жизни, утверждает Эмерсон, тоскливый хаос комфорта и времени, перевешивается той точкой зрения, которую меч открывает на Вечный Закон, реконструирующий и возвышающий общество. Он ломает старый горизонт, и сквозь трещины мы имеем возможность шире взглянуть на вещи.

Война улучшает общество, поднимая его над той невыразимой мелочностью и убожеством, которой характеризуется ежедневная --">