Игорь Львович Бунич - Исторические зарисовки

изменил приговор, указав Корнилова бить кнутом, запятнать иглами и сослать на каторгу на 10 лет, а его жену сослать на прядильню.

Разговоры стрельцов, полные искренней ненависти и убежденности в своей правоте, находили внимательных слушателей в лице посадских людей, крестьян и служителей церкви. Стрельцы рассказывали, что «царь родился от блудной девицы», что он зол, кровожаден, не соблюдает постов. В их рассказах казненные Петром стрельцы представлялись мучениками, отдавшими жизнь за веру и русский обычай. Следствие по стрелецким делам почти всегда заканчивалось стереотипным приговором: «За его воровство и за воровские непристойные слова, учиня наказание, бив кнутом нещадно, запятнав новым пятном, вырезав у носа ноздри, послать на каторгу в вечную работу». Часто приговор был еще более суровым: стрельчиха Екатерина Егорова за слова «боярам за их насмешку отсмеютца дети, щука-де умерла, а зубы остались», была приговорена к смертной казни.

В 1718 году в Киеве бывшие стрельцы Реткин и Галкин, зачисленные на службу солдатами, отказались присягать Петру и запретили сержантам подписывать за них текст присяги. На допросе они показали, что слышали от проезжего московича, будто бы в Москве многие этой присяги не подписывали и, подумав, решили, что «ежели царевичу Алексею Петровичу вовеки царем не быть, мы-де о том рук прикладывать не будем». Оба они были приговорены к смертной казни.

Недовольство стрельцов, неразрывно связанных с большинством посадского населения, отражало настроения этих слоев русского общества тем более, что находило полную поддержку и сочувствие практически всего русского православного духовенства.

Малообразованное, суеверное, воспитанное в духе отрицания западной культуры, русское духовенство враждебно относилось как к поведению царя, так и к его политике. Тревога, которую в начале петровского царствования проявляли высшие и близко стоявшие к трону церковные иерархи, постепенно охватывала все более широкие слои служителей церкви. Их недовольство быстро росло и усиливалось, так как правительство энергично стремилось полностью подчинить духовенство светской власти и, естественно, завладеть богатствами церкви.

После смерти патриарха Адриана 18 октября 1700-года правительство, чтобы усилить свое влияние на церковные дела, распорядилось отложить выборы нового патриарха на неопределенное время, ликвидировало Патриарший приказ и передало его дела в другие приказы. Во главе духовенства был поставлен рязанский митрополит Стефан Яворский, назначенный «экзархом святейшего патриаршего престола, блюстителем и администратором».

В начале 1701 года был учрежден Монастырский приказ во главе со светским человеком — боярином Мусиным-Пушкиным, которому было предписано произвести учет всех церковных земель. В марте 1701 года именным указом было запрещено прикупать к патриаршим вотчинам поместные земли, а также производить обмен монастырских земель на земли светских владельцев. Затем были введены новые правила, запрещающие монахам и монахиням без особого разрешения переходить из монастыря в монастырь, ИМЕТЬ В КЕЛЬЯХ БУМАГУ И ЧЕРНИЛА, А ТАКЖЕ ПИСАТЬ ЧТО-ЛИБО БЕЗ «ПОВЕЛЕНИЯ НАЧАЛЬНОГО». Ограничивалось право пострига и запрещалось жить в монастырях мирским людям.

30 декабря 1701 года вышел указ о том, что все деньги, поступающие в монастырскую казну, должны отныне передаваться в Монастырский приказ. Сопротивление духовенства росло, и в делах Преображенского приказа процессы духовных лиц составляют 20 процентов.

Состав преступлений духовных лиц был очень разнообразен. Они открыто поносили царя и критиковали его мероприятия, писали враждебные Петру сочинения, разбрасывали подметные письма, пророчествовали, распространяли порочащие царя слухи и оправдывали действия наказанных противников Петра, объявляя, что они пострадали за православную веру.

Подметные письма захлестнули всю Россию. Типичным является письмо, обнаруженное в церкви Владимирской Богоматери у Никольских ворот в Москве, Оно было вложено между двумя лучинами и завернуто в бумажную обертку, на которой после нескольких нравоучительных сентенций излагалась просьба передать его в руки Царя. Ниже находилась вторая просьба к Царю о награждении нашедшего письмо сукном и камкой, заключавшаяся словами: «А за меня Бога молите, а я за Вас». Надписи имелись и на лучинках. На одной указывалось, что «Царю сей --">