Лариса Анатольевна Львова - Пара для пай-ри (СИ)

 Декабрьский ветер то горевал на разные лады, то тянул пронзительную ноту. А еще его порывы заплевали окна снежными кляксами.

   Зато в новом кирпичном доме было тепло и уютно. Михеевна отправилась спать, не дождавшись вечернего телесериала. Ее супруг Николай Кузьмич ничего не любил делать в одиночку и тоже собрался завалиться на бок. Совсем некстати разразился воплями мобильник.

   -- Чего тебе, Лешак? - недовольно спросил Кузьмич, досадуя и на звонок дачного сторожа, и на свою лень сменить рингтон.

   Сквозь треск неожиданных и непонятных помех донесся фальцет Лехи, прозванного Лешаком за дремучую, вечно растрепанную шевелюру:

   -- ...баба с детишками... хлеба нету... переночевать...

   -- Не пойму ничего! - рассердился Кузьмич. - Нашел время звонить.

   Трубка затарахтела, потом выдала вполне отчетливое:

   -- ...пусти переночевать. Не местная она, пехом притащилась к кому-то в гости и, видать, садоводства попутала. Не гнать же ее с мелкими в такую пургу. А я и не топил седни. И хлеба нет.

   Кузьмич обозлился ещё больше. Откуда у Лешака в понедельник быть хлебу, если сторож не просыхал с субботней бани? Однако он всегда был незаменимым помощником во всех делах. А ещё компанейский Кузьмич пока не привык к зимнему дачному отшельничеству. Скучно без общения, муторно от тишины. Ну точно на кладбище.

   -- Положишь их в том чуланчике, где я у тебя ночевал. Поутру они уйдут, -- зачастил Лешак, приняв молчание Кузьмича за согласие. - И это... у тебя ничего нет? Для души... трубы горят. Да и промерз я в своем скворечнике.

   "Скворечник-то топить нужно", -- снова осерчал Кузьмич. Большую часть крохотной сторожки занимала добротная печь, с которой не страшен любой минус. А Лешак застрял у Кузьмича на два дня - праздновали первую ходку в новую баню. Оттого справедливый Кузьмич согласился принять незваных гостей и коротко сказал:

   -- Веди.

   -- Поднимайся, сейчас гости будут, -- сообщил Кузьмич жене.

   -- Какие гости посреди ночи? - возмутилась Михеевна и разворчалась по поводу мужних дружков.

   Кузьмич даже бровью не повел. Он знал благоверную: законы гостеприимства для нее святы в любое время суток.

   Когда он потопал отпирать калитку, снеговерть утихла. "Ишь, понавалило-то! -- удивился Кузьмич громадным сугробам и отметил: -- А Уранка даже носа не высунул. Изнеженный, чертяка". Собака не подала голоса даже на звук отодвигаемого запора.

   Кузьмич вышел из калитки, глянул в сторону сторожки и снова чертыхнулся. На белой ленте дороги меж темных заборов никого не было.

   -- Снова здравствуй, -- сказал Лешак у него за спиной. - Извиняй за беспокойство, так уж вышло.

   Кузьмич обернулся: перед ним стоял сторож в одной рубахе и спортивных штанах. Рядом - бабенка, так же легко одетая. И двое мелких.

   -- Прошу к нашему шалашу, -- попробовал пошутить Кузьмич, пропуская компанию в калитку, но приговорка прозвучала сердито: с утра температура упала до минус двадцати, сейчас за две минуты на морозе даже нос залубенел, а эти придурочные притопали чуть ли не телешом. Еще царапнуло то, что Лешак, у которого была давняя взаимная неприязнь с алабаем Ураном, смело прошел вперед хозяина.

   А вот на чистый, без всяких следов, снег там, где только что стояли гости, Кузьмич даже не глянул.

   Михеевна уже поставила на плиту чайник и достала из холодильника всякую всячину, но, увидев ребятишек, позабыла о муже и стороже с бабенкой, засуетилась, притащила старые вещи внучат и принялась обряжать гостей в сухое и теплое. Кузьмич воспользовался минутной свободой, умыкнул из сыновьих запасов бутылку беленькой и разлил по стопкам:

   -- Ну, за знакомство и на сон грядущий! - сказал он.

   -- Маша, -- застенчиво назвалась бабенка и поставила протянутую стопку на стол. - Не пью совсем.

   Кузьмич пытливо глянул на нее.

--">