Фрэнсис Генри Кинг - Школьный перекрёсток

собирался думать о школе, никогда, никогда.

Он включил передачу, и машина рванулась вперед, словно зверь, внезапно выпущенный на волю, чтобы схватить свою добычу. Странно.

Он ничего не сказал Клэр. Один из близнецов, мальчик, при падении оцарапал колено, а другой близнец, девочка, каким-то образом умудрился разбить кубок Королевского дерби. Он должен был услышать об обоих несчастных случаях и притвориться, что его больше волнует колено, чем трофей. Стал бы он рассказывать о том, что произошло на холме, если бы вернулся домой в мир, а не в смятение? Этого он не знал. Скорее всего, нет. Было много такого, о чем он никогда не говорил Клэр: целая тайная жизнь, полная обиды, унижения, разочарования и обиды. Она сама была так откровенна, рассказывая ему все свои самые сокровенные мысли и чувства, что не могла догадаться о глубине его неискренности.

- Хороший день, Марк? - щебетал ее голос.

- О, не так уж плохо. - ответил он, бодро и весело. - Не так уж и плохо.

Он взял "Таймс", но как только открыл его, мальчик - близнец начал карабкаться на колени. Протянув руку, он смял бумагу. Ботинок пнул его по голени. Затем другая рука потянулась к его очкам. Ребенок радостно засмеялся. Марку хотелось отшвырнуть его от себя. Но вместо этого он заставил себя рассмеяться в ответ и, взяв ребенка за руки, спросил:

- Ну, как твое колено?

- Хорошо!

Мальчик снова попытался сделать выпад, но отец крепко держал его. Потом девочка подошла сзади, и ее жирные пальцы… Он посмотрел на Клэр, но почти не видел ее лица. Пятна, казалось, были на нем, а не на его очках.

- Отведи лучше детей наверх, или на кухню, или еще куда-нибудь!

Она молча встала, и он снова нащупал носовой платок, которого у него не было, и снова приподнял кончик галстука.

Прошло несколько дней, прежде чем это повторилось. Уже стемнело, и он возвращался с прощальной вечеринки, устроенной группой веселых, шумных студентов из Норвегии. Они продолжали наполнять его стакан, хотя он сказал им: "Послушайте, мне нужно ехать домой. Он чувствовал себя старым и усталым; горькая зависть овладела им, как привкус кислого испанского вина, к молодости не только студентов, но и коллег. Интересно, как скоро он сможет прилично сбежать? Пухленькая кокетливая девушка с пушистым лунным лицом и глазами арктической пустоты и голубизны - она всегда сидела прямо перед его партой, приходя в класс задолго до всех, чтобы занять это место, – покачиваясь, подошла к нему и спросила подвыпившим голосом:

- Красавчик, хочет потанцевать?

- Мои танцевальные дни закончились.

- Но вы потанцуете со мной? Последний танец.

Он покачал головой. Он заставил себя улыбнуться.

- Ни последний танец, ни первый. Не после всех этих лет. Даже с тобой, моя дорогая.

Удивительно, но она, казалось, не рассердилась, а обрадовалась такому отпору. Именно этого она и ожидала. Она рассмеялась, запрокинув голову и показав большие, белые, ровные зубы.

- Профессор Кларк говорит, что его дни танцев закончились! Он не будет танцевать со мной!

- Позор! - воскликнул один из коллег Марка, прыщавый мальчишка, которого он особенно не любил.

- О, пойдем, Марк! - уговаривала его другая коллега, девушка, беря его за руку и пытаясь затащить в толпу танцующих.

Он никогда не просил ее называть его Марком и всегда старался не называть ее никаким именем, фамилией или христианским именем. Некоторые студенты начали хлопать ей, когда она тянула и тянула его, ее лицо покраснело под колышущейся бахромой черных волос. Но он не сдавался.

- Нет, я не собираюсь танцевать! Но ты можешь дать мне еще чего-нибудь выпить.

Норвежский мальчик плеснул еще немного уксусного белого вина в бокал.

Ну, это могло быть и не вино. Потому что он был немного пьян, когда вышел задолго до всех остальных учителей на морозный декабрьский воздух. Он уронил ключи от машины и почувствовал себя неуютно тяжелым и неуклюжим, когда искал их на асфальте двора, кончики пальцев царапали его неровную поверхность. Должно быть, это было вино, а не его линзы, потому что, как только он сел в машину, он снял очки и вытер их уголком носового платка, который все еще был аккуратно сложен в кармане брюк, куда он положил его перед отъездом.

--">