Урсула Крёбер Ле Гуин - Волшебник Земноморья. На самом дальнем берегу. Том 2

немолодой человек с тихим спокойным голосом и глазами глубокими, как вечернее небо.

Аррен поднялся с бугорка, на котором сидел, и, как требовал обычай, поспешно встал на колени.

— Господин мой, — произнес он, запинаясь, — позволь мне служить тебе!

Вся его самоуверенность исчезла, лицо пылало румянцем, голос дрожал.

У бедра он носил меч в новых кожаных ножнах, инкрустированных золотом и красными самоцветами. Но сам меч был очень простым, с потертой крестовидной рукоятью из посеребренной бронзы. Он торопливо вынул его из ножен и протянул Верховному Магу рукоятью вперед, как вассал, присягающий на верность своему сеньору.

Но Верховный Маг не протянул руки, чтобы коснуться рукояти меча. Он лишь посмотрел — сначала на меч, потом на Аррена.

— Это же твой меч, не мой, — сказал он. — И ты не из тех, кто служит другим людям.

— Но мой отец сказал мне, что я могу оставаться на Роке до тех пор, пока не узнаю, в чем причина зла, и, может быть, получу какие- нибудь знания, чтобы совладать с ним... Я не учился вашему искусству и не думаю, что обладаю силой волшебника... но среди моих предков были маги... и, может быть, я смогу чему-то выучиться и окажусь полезным тебе...

— Помимо того, что твои предки были магами, — сказал Верховный Маг, — они были королями — и прежде всего королями.

Он молча встал и несколькими энергичными шагами приблизился к Аррену; взяв мальчика за руку, он заставил его подняться с колен.

— Я благодарен тебе за то, что ты предложил мне помощь, и хотя сейчас я не могу принять твое предложение, однако вполне вероятно, что ты мне понадобишься после того, как пройдет совет Учителей Рока. Трудно не принять порыв благородной души и нелегко отклонить меч сына Морреда... А теперь иди. Мальчик, который привел тебя сюда, проследит, чтобы тебя накормили, и покажет, где можно искупаться и отдохнуть с дороги. Иди!

И он легонько толкнул Аррена в спину между лопатками с фамильярностью, какую до сих пор никто и никогда не допускал по отношению к юному принцу. Ни от кого на свете Аррен не потерпел бы такого, но жест Верховного Мага был для него как бы посвящением в рыцари.

Аррен, подвижный живой мальчик, любил игры и находил удовольствие и удовлетворение в различных телесных и умственных упражнениях, охотно исполнял свои обязанности в придворных церемониях и более серьезных делах, связанных с управлением страной, — а эти обязанности были далеко не простые. Но еще никакому делу он не отдавался целиком, всей душой и сердцем. Все ему давалось легко, все казалось игрой, и он исполнял свои обязанности добровольно и охотно, будто играл. Но сейчас в нем пробудились некие глубины — не забавы или грезы, но чувство чести, опасности и даже мудрость — при виде этого изуродованного шрамами лица, звуках негромкого спокойного голоса и энергичном жесте темной руки, в сознании своей силы беззаботно державшей тисовый жезл, по черному дереву которого — почти у того места, где рука мага сжимала его — была инкрустирована серебром Утраченная Руна Королей.

Так неожиданно он сделал первый шаг от детства к зрелости — сразу, не заглядывая вперед и не оборачиваясь назад, забыв о всякой осторожности и не предусмотрев никаких отговорок или запасных путей для отступления.

Не вспомнив от волнения даже о том, что надо учтиво попрощаться, он заспешил к двери — неловкий, весь сияющий и послушный. А Гед, Верховный Маг, стоял и смотрел ему вслед.

Какое-то время Гед еще оставался у фонтана под ясеневым деревом, потом поднял лицо к промытому солнцем небу.

— Такой добрый и нежный вестник — для столь скверной вести, — сказал он почти вслух, будто беседуя с фонтаном. Но тот не слушал его и продолжал рассказывать что-то на своем серебряном языке. И маг какое-то время вслушивался в этот рассказ. Потом он направился к другой двери, которую Аррен не заметил и которую по-настоящему могли увидеть лишь немногие, — неважно, на каком расстоянии она находилась. Подойдя к этой двери, Верховный Маг произнес:

— Учитель Привратник...

В двери появился маленький человечек, по внешности которого невозможно было определить его возраст. Он казался не молод, но тот, кто назвал бы его старым, сразу же почувствовал бы, что это слово не подходит к нему. Лицо Учителя, сухое, цвета слоновой кости, освещала приятная улыбка, от которой по щекам разбегались морщинки.

— В чем дело, Гед? — спросил он.

Они были одни, и он принадлежал к тем --">