Андрей Истомин - Решение

Андрей Истомин Решение

Пробуждение пришло само, легко и быстро. Вчера, зная, что вставать ни свет ни заря, лёг пораньше. Никитин поднялся и, потягиваясь, подошёл к окну светёлки. Эта комната стала его личным капризом. Сам дом не сильно отличался от соседских домов других помещиков. Деревянное здание в плане напоминало букву «Е». При этом средняя «палочка» была короче крайних. Именно над этой серединкой, на чердаке, по личному капризу хозяина, была организована «летняя светёлка». Стены дома и снаружи, и внутри были оштукатурены. Наружные покрыты известью и украшены расписными наличниками. Внутри парадные комнаты оклеены обоями, привезёнными аж из столицы. Помещения, где не бывало гостей, были просто побелены. Крыт дом был тёсом. Не так богато, как железо, но у некоторых соседей дома вообще соломой крыты были.

Хозяин был не беден. Две сотни душ и крепкое хозяйство — мельница, маслобойня и изюминка его имения — оранжерея, позволяющая направлять в самый дорогой ресторан уездного города то зелень посреди зимы, то ананасы, то лимоны свежайшие. Добавьте к этому не такое частое в те времена дело, как большой сад, дающий вишню, малину, крыжовник и много чего ещё. А навоз с коровника и конюшни шёл на выгонку спаржи. Всё это позволило хозяину жить несколько богаче других помещиков, равных ему по земле и душам. Добавьте к этому отсутствие высасывающего деньги «городского» дома не то, что в столице или Москве, ну, или хотя бы Смоленске, а даже в уездном центре. Всё это давало нам картину крепкого хозяйственника, не падкого на «баловство» и трезво глядящего на мир. Подойдя к окну, выходящему на фасад, Никитин посмотрел вдаль. Там, вдалеке, он увидел едва различимые фигуры косцов. Мужики косили сено. И сена в этот год хватит точно не только на хозяйство, но и продать на рынке в городе.

Тихий, не то что стук, так, поскрёбывание в дверь. И вкрадчивый голос конюха:

— Барин. Почиваете? Просили коляску в город ехать — пора вставать уж.

— Сейчас, Митрич, выйду, скажи — пусть завтрак подают, — так же тихо, вполголоса ответил Никитин.

Потянулся ещё с хрустом, подошёл к кровати. Там, разметавшись во сне, лежала Марьюшка. Будить её было жалко. И барин, наскоро умывшись в рукомойнике на стене, потихоньку натянул штаны, которые называл на французский манер — кюлоты, домашние туфли и, покрыв всё это халатом, спустился по лесенке вниз. Лестница из светёлки вела в «залу». Навстречу высунулся Митрофан, принятый когда-то в дядьки (воспитатели) племяннику, теперь же выполнявший роль управдома, мажордома, ключника и, вообще, отвечавший за дом:

— Олег Григорьевич, доброе утречко, завтрак уже готов. Как просили, в точности. Митька с рассветом сбегал на пруд, наловил уж.

— Хорошо, Митрофан. Я поеду в город, у стряпчих бумаги заберу на племянника. Он послезавтра должен приехать.

— Вот радость-то. А то ведь как отдали его в ученье, так и не видел. Ему уж тридцать лет. Поди и не вспомнит своего дядьку.

— Вспомнит-вспомнит, не переживай, — Никитин повернулся и пошёл уверенным шагом здорового пятидесятилетнего мужчины к столовой.

Расположенная в левом крыле столовая была светла за счёт окон в трёх стенах. Окна были, не в пример многим соседям, двойные, из стекла. У Никитина даже мужики в избах имели слюдяные окна. Бычий пузырь мог оказаться разве что в подклети или бане. Да и то старались, чтобы такое окошко на улицу не смотрело. Барин не любил показного хвастовства, но и явной нищеты — тоже. Если вдруг какой его двор приходил в запустенье, сам приходил и пытал, в чём дело. И тогда, если хворь или беда какая — помогал. А коли лень и пьянство, на первый раз порол, на второй — продавал в работный дом на недавно открытую мануфактуру у Козьина. А там — работай по тринадцать часов, да на нары в казарме. Одна радость — по церковным праздникам в кабак отпускают, да в воскресенье в церковь сходить.

Поскольку гостей не было, стол накрыли по-простому, не застилая скатертью. На огромном дубовом столе стояла крынка с квасом. Барин налил в глиняную кружку и взатяжку, не отрываясь, высосал её содержимое. Удовлетворённо крякнул, вытер тыльной стороной ладони рот и, кинув в рот перо лука, откинулся на высокую спинку стула, имитирующего европейскую резьбу, а на самом деле сделанным его столяром, который обеспечивал всю округу мебелью хоть на аглицкий, хоть на французский манер, давно окупив потраченные на него самого и его --">