Виктор Иванов - Бриллиантовая рука

поездке.

И вот, наконец, наступил долгожданный день. Вовка все-таки был отпущен гулять, Танечка возилась со своими куклами, а супруги Горбунковы занялись последними

при­готовлениями, потому что до выхода оставалось всего не­сколько часов.

— Да, и не транжирь деньги на что попало,— настав­ляла Надя своего супруга, укладывая в чемодан носовые платки и аккуратно завернутые в газету летние сандалеты.

— Господи, Надюша, какие деньги? Ты же сама зна­ешь, что на том, что у меня есть, особо не разгонишься. Кроме того, я не пьющий и не курящий...

— Откуда я знаю, как на тебя повлияет обстановка? Увидишь красивую жизнь и забудешь обо всем на свете. Кока-кола там разная, шоколадки...

— Ну что ты говоришь!

— Я знаю, что говорю, Сеня. Я всегда знаю, что гово­рю.— Надин голос понизился до полушепота.— Постарай­ся не опозорить звание советского гражданина...

Семен Семеныч раскрыл было рот, чтобы сказать что-то значительное, но тут в комнату вбежала возбужденная Танюшка:

— Папка, когда ты уедешь, я каждый день буду ходить на почту.

— Зачем, доченька?

— Там письмо продают... от тебя.

Девочка постояла еще у двери и, заметив, как с улыб­кой переглянулись родители, тихо попросила:

— Папочка, пойдем почитаем «Сороку-белобоку»...

* * *

Наконец, все хлопоты остались позади. Надя выглянула в форточку и громко позвала сына домой. Он почти сразу же прибежал, раскрасневшийся и разгоряченный игрой в футбол. Стащив с него мокрую от пота майку, Надя переодела мальчика в сухую рубашку, расчесала ему вих­ры, непослушно торчащие на затылке, и, в последний раз мельком взглянув в зеркало, поправила кружевной воротничок, нашитый на крепдешиновое платье в мелкий горошек, обернулась к мужу и с лучезарной улыбкой на лице скомандовала:

— Ну, с Богом!

Танюшка вдруг спрашивает:

— Папа, а на каком языке ты будешь разговаривать, когда уедешь за границу?

Семен Семеныч пожимает плечами:

— На русском.,.

Девочка далеко высовывает язык:

— А у меня какой язык? Русский?

Родители смеются и присаживаются на дорожку прямо здесь, в коридоре. Первым встает Вовка и направляется к двери:

— Ну пойдем уже, а?

И вот вся семья торжественно шествует вдоль причала, направляясь к огромному белому теплоходу. Танюшка гордо восседает на правой руке отца, крепко обхватив его шею. В левой он несет чемодан, который и составляет весь его багаж. Морской ветер треплет белокурые волосики девочки, и они то и дело попадают Семен Семенычу то в нос, то в глаза, мешая ему идти. Времени мало, нужно торопиться, и он не решается опустить ребенка на землю и семенит вслед за женой и сыном, рискуя споткнуться. Вдруг Вовка приостанавливается, встает на цыпочки и шепчет что-то на ухо матери. Надя оборачивается к мужу:

— Сеня, ты не знаешь, где здесь туалет?

— Туалет? — Он растерянно оглядывается и наконец замечает вдалеке небольшое каменное строение.— Кажет­ся, вон там,— неуверенно говорит он.

— Я просила его дома сходить, но он, конечно, меня не послушался. И вот теперь нужно из-за него терять вре­мя,— ворчит Надя, увлекая за собой сына.

Проводив жену взглядом, Семен Семеныч оборачива­ется и видит перед собой багажную тележку, доверху груженую чемоданами и сумками. Обрадовавшись возмож­ности передохнуть, он усаживает на один из чемоданов дочку, достает платок и отирает пот с лица, нетерпеливо поглядывая в ту сторону, куда удалились Надя с Вовкой. Он не слышит, как тележка за его спиной плавно трога­ется, увозя Танюшку. Девочка, довольная тем, что ее решили покатать, уезжает, беззаботно болтая ножками.

Еще издалека заметив эту сцену, Надя отчаянно размахи­вает руками, прибавляет шаг и громко кричит что-то Семен Семенычу. Тот интуитивно оборачивается и, не обнаружив рядом дочку, бросает чемодан на асфальт и пу­скается со всех ног вслед за тележкой. Бежать приходится довольно долго, и на его лбу снова выступают капельки пота. Нагнав, наконец, тележку, он подхватывает весело смеющуюся девочку и несется обратно, туда, где стоит

--">