Говард Хайнс , Пол Бенджамин - Попутчик. Слепая ярость (сборник)

у него хватит ума понять, что не стоит показывать это широкой публике. Он находится в деликатной ситуации и может с блеском выйти из нее, объявив, что были обнаружены новые улики. Так как именно вы их обнаружили, он поздравит вас с тем, что вы сэкономили деньги налогоплательщиков и раскрыли сложное дело прежде, чем оно дошло до суда. Вы оба станете победителями. Общественность станет оплакивать Джорджа Чепмэна и его трагическое самоубийство, и все покинут зал театра с платочками в руках.

— А вы, Клейн? Вскочите на коня и умчитесь в сторону заходящего солнца?

— Точно. При грустных звуках гармоники.

Телефон работал, как положено. Гримз вошел в контакт со своим начальником, и тот приказал ему лично заняться этим делом, затем к нему присоединился Симмонс. Прокурор лег спать рано из-за простуды и не слишком обрадовался, когда в одиннадцать часов вечера его разбудил телефонный звонок и он услышал скрипящий голос Гримза. Но как только он узнал, о чем идет речь, заявил, что будет на месте через час. Я позвонил Бэрльсону в Вестпорт и сообщил ему новость. Меньше чем через час тот был в городе. Затем я попытался найти Дэйва Макбелла, но его не было дома. Я поклялся себе пригласить его позавтракать вместе на следующей неделе.

Симмонс и Бэрльсон появились одетыми в строгие черные костюмы-тройки. Несмотря на поздний час, они приехали работать и без своей униформы чувствовали бы себя неудобно. Я все еще был одет в джинсы, которые нацепил сегодня утром, и походил на путевого обходчика, приглашенного на съезд модельеров. Один Гримз был так же «элегантен»: галстук съехал набок, рубашка была как жеваная бумага. Мы составляли невероятный квартет, но смогли сделать то, что требовалось.

Я предоставил слово Гримзу. Я хотел, чтобы это было его шоу. Пока он говорил о событиях, предшествовавших самоубийству Чепмэна, Симмонс слушал внимательно, с мрачной физиономией, понимая понемногу, что никогда не сможет соперничать с Бэрльсоном. Нам понадобилось около трех часов, чтобы уладить все детали, но в конце концов я получил, что хотел. Обвинение с Джудит Чепмэн было снято.

Когда мы покидали полицейский участок, Бэрльсон задержал меня на ступеньках, чтобы пожать мне руку и поздравить с успешным завершением расследования. Но слишком многое разрушилось в моей душе, чтобы я мог испытывать хоть какое-то удовлетворение. Я просто хотел уйти.

— Вы должны ей позвонить, — сказал я Бэрльсону, — и сообщить хорошую новость.

— Я сделаю это, — ответил он, — завтра утром.

— Я имел в виду сейчас, В любом случае она не спит. Если вы скажете, что дело закрыто, она сможет наконец отдохнуть. Ей пришлось пережить тяжелый период.

Бэрльсону претило звонить кому бы то ни было в три часа утра, но я настаивал, и он в конце концов согласился. Мы вернулись обратно в участок. Я попросил его не говорить Джудит, что нахожусь вместе с ним, и вышел ждать на улицу. Через десять минут он появился с улыбкой на губах.

— Вы были правы, — сказал он, — она не спала.

— Как она приняла известие?

— С огромным облегчением. Она не могла поверить, что все кончено.

— Вы сказали о смерти Брилля?

— Только после первой новости.

— Что она сказала?

— Ничего. На мой взгляд, ей трудно переварить все сразу.

— Она хотела поговорить со мной?

— Конечно. Но я сказал, что не знаю, где вы сейчас находитесь.

Бэрльсон показал на свой светло-голубой «кадиллак», припаркованный на противоположной стороне улицы, и спросил, куда меня отвезти. Я ответил, что мне хочется пройтись пешком. Мы снова пожали друг другу руки, и он поблагодарил меня за все, что я сделал. Я смотрел, как он переходит дорогу, садится в машину, включает зажигание. Когда он уехал, я был рад, что остался один. Но радостное ощущение скоро рассеялось. Как только стих шум мотора, ко мне вернулись скорбные мысли.

Я часами бродил в тумане. Вместо того чтобы вернуться домой и лечь в постель, я пытался бороться с сонным отупением на ходу. Я шлялся по пустынным улицам, слушая звук своих шагов. Я не встретил никого, за исключением нескольких бедолаг, тащившихся домой после вчерашней пьянки, и бездомного, роющегося в помойке. В это время Нью-Йорк как бы застывает. Уже не ночь, но еще не утро. Преддверие. Вот мое место.

Когда рассвело, я зашел в ночной ресторанчик позавтракать. Кто-то из посетителей читал «Санди Таймс», и я увидел на первой странице сообщение о смерти Виктора Контини. --">