Говард Хайнс , Пол Бенджамин - Попутчик. Слепая ярость (сборник)

историей. Полиция сразу бы поехала к Джудит, и у нее не осталось бы ни малейшего шанса. Они бы отправили ее в тюрьму до конца жизни.

— В настоящее время все к этому и идет.

— Вы помешаете этому.

— Не вижу, каким образом я смогу это сделать, когда вы влепите мне пулю в живот.

Брилль опустил глаза на револьвер, который он держал в руках, как будто забыл о его существовании. Он был измучен, парализован переживаниями и усталостью. Сев на стул напротив меня, он сказал:

— Я не убью вас, Клейн. Вчера я пытался это сделать, потому что был очень зол на вас. Но теперь вы единственный человек, способный помочь Джудит, и вы поможете ей.

Тон его смягчился, в нем слышалось сожаление. Он был похож на маленького мальчика, который вдруг понял, что слишком слаб для взрослых игр.

— Что вы теперь будете делать? — спросил я.

— Не знаю. Думаю, посижу здесь немного.

Он посмотрел на пол под ногами.

— Вам не кажется, что лучше отдать револьвер мне? Такая игрушка может случайно выстрелить.

Он оглядел револьвер 45-го калибра, вертя его в руках, как ребенок незнакомую игрушку.

— Я не отдам вам револьвер, Клейн. Он был мне верным другом.

Не дав мне произнести ни слова, Брилль поднял револьвер к глазам и посмотрел на него. На короткий миг лицо его было лишено всякого выражения. Затем глаза расширились, став огромными, как вселенная. В нем не осталось ничего, кроме страха. Он видел, как сумасшедший грузовик несется прямо на него и он не успевает увернуться. Он вложил ствол револьвера в рот и нажал на курок.

 21

Пришли Гримз и два Смита. Люди из судебной медэкспертизы унесли тело Брилля, завернутое в пластиковый мешок. Я нескоро пришел в себя. Я видел, как умирают люди. Я сам убил одного. Но смерть Брилля была ужаснее всего, что мне приходилось видеть. Меня никогда не покинет воспоминание об этой страшной картине…

Мы проехали вниз по Морнингсайд Драйв до полицейского участка. Гримз привел меня в кабинет, включил магнитофон и попросил говорить, что я и делал без перерыва в течение сорока минут. Когда я закончил, Гримз позвал сержанта, который принес для меня сандвич и кофе. Я откусил разок от сандвича и отложил его. Кофе я проглотил с трудом. Тогда Гримз открыл ящик стола, вынул оттуда бутылку «Джек Дэниэлс» и наполнил мой пластиковый стаканчик. Я выпил. Потом Гримз попросил меня рассказать все сначала, и я говорил еще час. Инспектор почти не реагировал на мои слова. Он сидел, откинувшись на спинку стула, закрыв глаза, и время от времени качал головой или испускал глухое ворчание. Я был похож на древнего рассказчика, передающего мифы предков вождю племени. Каждая деталь была нам знакома, и мы знали, что ни одно слово не может быть изменено. Но главное было не в самой истории, а в том, чтобы рассказывать ее и вновь переживать описанные в ней события. Рассказ не придал Гримзу особой радости, но было ясно, что он не станет ничего оспаривать.

Когда я закончил свой второй рассказ, он произнес:

— Контини мертв. Умер сегодня в больнице после полудня. — Мне нечего было сказать по этому поводу. Гримз наклонился, опершись руками о стол и нахмурившись, посмотрел мне в глаза. — Странно, что все люди, с которыми вы встречались на этой неделе, тут же устремляются в мир иной. Вы обладаете какой-то магической властью. При вашем приближении все падают лапками кверху и отдают концы.

Я вновь воздержался от ответа. Эта мысль не раз приходила мне в голову, но я не видел возможности представить факты в более благоприятном свете. Обстоятельства превратили меня в вестника смерти, и теперь меня окружали созданные мною призраки.

— Все скончались, — продолжал Гримз. — Чепмэн, Пиньято, Контини и Брилль. Мне начхать, правда ли то, что вы мне рассказали. Больше не осталось никого, с кем можно было бы поговорить по этому поводу. Вашу версию будет практически невозможно доказать.

— Необязательно доказывать что бы то ни было, — сказал я. — Все, что вы должны сделать, это убедить прокуратуру снять обвинение с Джудит Чепмэн.

— С этим сложнее. Этот новый прокурор Симмонс, лично заинтересован в деле Чепмэна. Он предпочтет идти до самого конца, чем признать, что совершил ошибку.

— Ему будет хуже, когда на процессе Бэрльсон начнет указывать на все его ошибки. Все выплывет наружу, и репутация Чепмэна окажется в полном дерьме, так что ни один судья не согласится приговорить его жену. Симмонс, конечно, кретин, но --">