Сергей Валерьевич Мельников - Даже если вы немного за центнер…

Сергей Мельников Даже если вы немного за центнер…

Либретто

В нашем Комсомольском Драматическом Театре играла девочка Катя с красивой, почти французской, фамилией Лурье. Хоть сейчас на афишу: Катрин Лурье. Звучит? Но, кроме красивой фамилии, ничего красивого в ней не было. Может, душа, но кто её разглядит?

Катя весила больше центнера, на короткой толстой шее, спрятавшейся за парой подбородков, сидела голова, как груша из сырого теста с пузырями. Её голубые глаза могли быть красивыми, но в них никто не смотрел. Уже в 15 лет девочка поняла, что её мечты не сбудутся. Поняла и смирилась.

Уныние и безнадёга паршивый катализатор для дружбы. На переменках она стояла где-нибудь под окном в центре пустого круга, уткнувшись в книгу. После школы, не поднимая глаз, брела домой мимо оживлённых групп одноклассников, никто не звал. Никто её не видел.

Пролог

Всё изменилось в тот день, когда в 10-классе к нам перевели несколько "вэшек". Среди них — актриса нашего театра Кристина. Она тоже классической красотой не блистала, зато занималась танцами и была огненно-рыжей. Все танцевальные партии в спектаклях были её, без вариантов.

Чёрт его знает, что пришло в её продуваемую всеми ветрами голову, но после первого школьного дня Крис догнала Катю и схватила за руку. Катя остановилась, удивлённо подняла глаза от асфальта. Перед ней стояла улыбающаяся рыжая девчонка, густо усыпанная веснушками.

— Сильно торопишься? — спросила Крис.

— Да… нет. — ответила осторожно Катя.

— Тогда пошли поболтаем, расскажешь: кто, что, как…

Кристина за локоть увлекла обалдевшую Катю к ближайшей скамейке.

С тех пор они стали подругами не разлей вода. Катя вначале относилась к Кристине с опаской. Она никак не могла понять причину внимания к своей никому не интересной личности. Всё ждала подвоха. Но потом расслабилась. В её жизни появилась отдушина: человек, с которым можно просто поговорить. Ей так этого не хватало.

На Кристину смотрели странно. С удивлением: Зачем ей это нужно? Может каверзу какую-нибудь задумала, и скоро поржём? Но близко никто к ним не подходил. Если дружишь с невидимкой, сама становишься невидимкой. Крис это не парило. Ей хватало общения на танцах и в театре. А Катя привыкла

Первый акт

Это Тамара Николаевна, наш режиссёр. Ядерный реактор с иерихонской трубой в теле маленькой женщины на седьмом десятке. Раз влетела в дверь, шмякнула папку с бумагами об стол:

— Ставим "Сильные чувства"! Что вылупились, неучи, не читали? Распределяю роли. Мельник, глазки мне не строй. В пролёте, как фанера над Парижем!

— Ну Там-мара Николаевна, чего это? — пролетать я не хотел.

— Того что я так решила. Ты у меня пастор в "Противостоянии", его и репетируй. Остальных фашистов тоже касается!

Меня отстранили, но не выгнали, и на том спасибо. Сижу в углу впитываю происходящее. На роли в пьесе Ильфа и Петрова режиссёр ставит тех, кто не играет в нашей главной премьере этого года: в спектакле по мотивам "Трёхгрошовой оперы" Бертольда Брехта в театре имени Луначарского.

Все роли за пять минут распределила. Не увидела среди нас только Сегедилью Марковну. Ходит, жуёт губу. Остановилась покрутить пуговицу на рубашке у Лёхи. Лёха пухлый, как пластмассовый пупс с перетяжками на ручках.

— Алёша — ласково говорит ему Тамрико — У тебя такие пушистые ресницы… Похлопай глазками. Давай, мой хороший.

Лёха понимает, про что это задумчивое кручение. Он испуганно моргает, трясёт головой:

— Не-не-не, Тамара Николаевна, не надо мне… Пожалуйста… только не я

— Алексей, Алёшенька, сынок — вкрадчиво заглядывает ему в глаза Тамрико — Ты актёр или свистулька пластилиновая?

— Тамара Николаевна… Что угодно, только не это… — загнусил бедняга, понимая, что после роли Сегедильи жизни ему в школе не будет.

И тут на помощь товарищу приходит Крис:

— У меня есть Сегедилья что надо! Привести?

Перст Тамары Николаевны пронзает воздух:

— Веди!

Алёша с облегчением падает на стул.

Антракт

Катя мотает головой и часто моргает, точь в точь как пухлый Алёша полчаса назад.

— Ты, что, Крис, я не смогу. Я же не актриса.

— Сможешь! — уверенностью Кристины можно пробивать крепостные ворота. — Я знаю, что сможешь!

— Нет — уныло выдыхает Катя и садится на тахту. — Я если выйду на сцену умру со стыда. Прости, --">