Александр Степанович Старостин - Красные крылья

песках. У борта стояли глухой командир, который, оказывается, всё слышал, и второй механик, он же стрелок, сбивший… то есть не сбивший ни одного самолёта противника.

Оба улыбались.

Санёк отказывался что-либо понимать. Как это они здесь очутились?

Полковник поблагодарил шофёра.

— Рад стараться, — ответил тот.

— Чем будем расплачиваться?

— Рукопожатием! — засмеялся шофёр и протянул руку Саньку — тот в ответ протянул свою с зажатой пистолетной гильзой. — А это что у нас? — Шофёр глянул на потную гильзу. — Ну, я за вас, товарищи, спокоен. В случае чего отобьётесь. Всего доброго!

Он залез в кабину и уехал.

— Ишь, балагур! — неодобрительно покрутил головой полковник.

— Ну а дальше мы вас не повезём, — сказал глухой командир отцу. — Не по пути. Тут перегоняют бомбардировщик на завод. Думаю, подбросят.

Пассажиры попрощались с лётчиками, и тут глухой командир подмигнул Саньку.

«Значит, и тогда, в самолёте, он подмигивал!» — догадался Санёк и покраснел от удовольствия: мало кто из его приятелей мог бы похвастаться, что ему подмигнул человек, убивший головой быка.

Не успели отойти от самолёта и десяти шагов, как глухой командир крикнул:

— Эй, Ширяшкин, рыбу забыл!

И в самом деле, тот оставил ящики под колесом самолёта.

— Может, возьмёте себе? Всё равно у нас хлеба нет. Сами посудите, что с ней делать?

— Бери-бери! — возразил командир. — Уху сваришь.

— В чём? В чём уху варить? Было б хоть ведро.

— А ты прояви солдатскую смекалку. Или ты не русский солдат?

— Коли русский, так и вали на него, как на медведя, — проворчал Ширяшкин. А потом добавил себе под нос: — Ладно. Проявлю смекалку, чтоб не издевались.

На крыше кирпичного строения крутилась вертушка, на которую Санёк не преминул обратить отцово внимание. Тот сказал:

— Это анемометр. По нему определяют скорость ветра. Если ветер очень сильный, лететь нельзя.

— Как наш самолёт оказался здесь? — задал Санёк давно мучивший его вопрос.

— Перелетели. Привезли бензин в бочках, вытащили трактором из песка на ровное место, заправились и взлетели. Скорость-то аэроплана гораздо больше, чем у катера. Потому и прибыли раньше нас.

— Отчего ж тогда мы не полетели?

— На катере надёжнее. Самолёт при посадке был повреждён.

— Он мог упасть?

— Он мог просто не взлететь с песка. Или перевернуться.

— И сгореть?

— Много разговариваем! Ступайте в квадрат, а я пойду договариваться насчет самолёта.

И пассажиры двинули под навес, где располагались квадратом четыре лавки, а посредине — врытая в землю железная бочка с жёлтой водой и плавающими в ней окурками. Тут же красовался на щите плакат, изучением которого Санёк тотчас же и занялся. На плакате был нарисован человек в шляпе с худым и злобным лицом; этот человек косил круглым глазом из-за поднятого воротника на двух болтающих уродцев и что-то записывал в блокнот. Санёк стал разбирать надпись: «Бол-тун — на-ход-ка для шпи-она!»

Ну до чего же неприятный вид у шпиона с остроконечным сизым носом! Да и болтуны, пожалуй, не лучше.

РАССКАЗ ШИРЯШКИНА О ПОЛЁТЕ В БОМБОЛЮКЕ

Из дома с вертушкой на крыше воротился отец и сказал:

— Придётся лететь на бомбардировщике.

Санёк очень обрадовался: наверное, мало кто из его приятелей летал на военном бомбовозе.

— Как это? — спросил Ширяшкин. — Там ведь только и есть место, где подвешивают бомбы.

— Вот мы и поедем в бомболюке. Вы можете не лететь, если нет желания.

— Бомбардировщик, скорее всего, следует на завод.

— Какая разница! — досадливо отмахнулся отец.

— Большая. Значит, самолёт неисправен.

— Ждите исправного.

— Ну нет! Тороплюсь. В наше весёлое время не угадаешь, как лучше. Тут хоть боевая машина, а не летающая мишень. Кроме того, я к вам привык. Со своими и падать как-то веселее. Товарищи! Я вспомнил случай из жизни. Правдивейшая история! Слушайте!

— Опять прорвало! — проговорила военная женщина. — Начнёт врать.

— Каждое слово — --">