Всеволод Зиновьевич Нестайко - Спутник "Лира-3"

пошел к ней. Набрался духу, поднялся на второй этаж, постучал. Щелкнул замок, и в дверях появилась женщина — молодая, с высоким лбом. Наверное, одна из дочерей, что в тюрьме сидели.

Я стушевался и робко пробормотал:

— А Марию Александровну можно?

Она улыбнулась:

— Конечно! Почему же нет?

И громко позвала:

— Мама! Это к тебе. Молодой человек какой-то.

Послышались легкие шаги, и вот передо мной Мария Александровна. Такая же, как и описывал ее отец. Седая, в возрасте, держится прямо. Лицо красивое, гордое такое. А глаза приветливые и ласковые.

— Здравствуйте, — говорю я, а сам краснею: не знаю, что дальше говорить.

— Здравствуйте, — отвечает она мне и смотрит выжидающе, с интересом. Поборол я тогда боязнь и говорю:

— Я сын почтальона, которому вы швейцарскую марку дали. Помните? Вы мне еще привет передавали...

Здесь Мария Александровна с дочерью как засмеются — весело, звонко так.

— Ой,— смеется дочь,— я и не знала, мама, что у тебя такой кавалер и что ты ему приветы передаешь.

Понял я, что ерунду ляпнул, от стыда готов провалиться был. Но они заметили мое смущение и сразу перестали смеяться.

— Да ты заходи, заходи, — опомнилась Мария Александровна. — Что же это мы на пороге стоим... Как же, помню, конечно. Передавала тебе привет. Ты болел тогда, кажется. А теперь, вижу, здоров. Прекрасно.

Завели они меня в комнату, посадили за стол, чаем стали угощать. Расспрашивают обо всем. Отошел я немного, набрался смелости да и высказал, наконец, просьбу свою.

Мария Александровна озабоченно сморщила лоб. Вздохнула.

— Эx! — говорит, — He смогу я, пожалуй, ничем тебе помочь. Нет у меня больше зарубежных марок.

И так она искренне была расстроена этим, что я даже пожалел о своих словах. Не привыкла она, видимо, людям отказывать.

Потом говорит:

— Может, тебе обычная марка сгодится? Я сейчас поищу. У тебя, поди, нет такой.

И начали они вдвоем с дочкой искать. Долго перебирали какие-то бумаги, старые письма. Сижу я — сам не рад, что столько хлопот им доставил. Начал, было, о том, чтоб не искали — не стоит, мол, беспокоиться, а Мария Александровна и слушать не захотела.

— Как это! Ты же шел, надеялся, а уйдешь ни с чем. Не годится так.

Наконец, нашли они две марки. Дают мне. Глянул я — обе у меня уже есть. Но не смог я сказать им этого. Столько они искали и так хотели мне приятное сделать! Слукавил я:

— О! — говорю.— Таких как раз и нет. Спасибо огромное!

Очень они были довольны тем, что угодили мне.

Прощаясь, Мария Александровна сказала:

— Ты заходи как-нибудь, Ваня. Может, что и будет для тебя. Только обязательно заходи, не стесняйся.

Но я, конечно, постеснялся надоедать им и не зашел. А когда через два месяца решился заглянуть, то узнал, что они уже там не живут — переехали в другой город.

Так я их больше и не увидел...

...Шли годы. Бурные, незабываемые. Тысяча девятьсот пятый... Первая империалистическая война... Революция... Гражданская война... Не до марок тогда было, и я на время забыл о них. В первую империалистическую на фронт попал. Контузило. В госпитале лежал. Тут же, в Киеве. Затем в восстании арсенальцев участвовал. Воевал с Центральной Радой, с петлюровцами, с другими бандами. В общем, дел хватало...

А в 1923 году, когда все бои отгремели, работал я в Киевском горкоме партии пропагандистом. Я тогда уже коммунистом был.

Однажды пришел ко мне домой один товарищ из горкома, пожилой уже человек, партиец с большим стажем. Поговорили мы, и пошел я его провожать. Идем по Предславинской, поворачиваем на Лабораторную. Проходим мимо двенадцатого дома, и вдруг он говорит мне:

— Памятный это дом, знаменитый. Знаешь, тут, в 14 квартире в 1903— 1904 годах семья Ульяновых жила. Мать Ленина и две его сестры. Я тогда в Киевской организации РСДРП состоял и частенько в этот дом приходил. Как связной. Ульяновы активно помогали нашей организации. Сестер Ильича даже арестовали за это... Ты почему остановился?

А я встал как вкопанный и с места сойти не могу. Все внутри похолодело, сердце, как колокол, бьется...

Матушка моя!.. Да это же... Ну, конечно!.. А я столько лет ничего не знал! Не подозревал даже!

Так, значит, я тогда был в гостях у матери Владимира Ильича Ленина! И швейцарская марка... Да это же Ленина марка!.. Ленин тогда, как раз в эмиграции был, в Швейцарии, в Женеве. И оттуда матери своей письмо прислал в Киев. Вот какая у меня марка!.. Подумать только — сам Владимир Ильич эту марку --">