Всеволод Зиновьевич Нестайко - Спутник "Лира-3"

объединяет общая страсть, возраст не имеет существенного значения. И разница в каких-то шестьдесят лет почти не ощущается.

Через несколько минут Саше уже казалось, что он знаком со старичком наверно тысячу лет.

Они вышли из почтамта и, общаясь, пошли по Крещатику.

— Саша, а не поехать ли нам сейчас ко мне? Посмотришь мою коллекцию. Ты не сильно занят? Дома не будут волноваться?

— Нет. Папа еще на работе, мама тоже ушла. Придет часа через два.

— Вот и чудесно. Поехали. А через час я тебя обратно доставлю, целым и невредимым. Знаешь, приятно показать свою коллекцию товарищу, который разбирается в этом деле. А то внук мой — пропащий человек, ничего в марках не понимает. И даже не интересуется. Беда просто.

Они сели в троллейбус и поехали. Саша уже знал, что старичка зовут Иван Васильевич, что работал он в Министерстве связи, а теперь на пенсии, и что собирает он марки почти шестьдесят лет. Вот это да! Какая же у него тогда коллекция?! Саше не терпелось поглядеть.

Но никогда не думал Саша увидеть то, что увидел...

Иван Васильевич жил на Предславинской улице, недалеко от костела, в небольшом одноэтажном домике. Это был один из тех старых ветхих домов, которые тихо доживают свой век на окраинах Киева, а местами еще и в центре города, прячась среди многоэтажных новостроек, как грибы в лесу под деревьями. Все в домике было старое — и шаткое резное крыльцо, и облупленные стены, и маленькие кособокие окна, прикрытые ставнями. И мебель тоже — старомодная, источенная жуками, почерневшая от времени. Вместе с тем, все это было какое-то уютное, мягкое и ласковое — как родная бабушка.

Саша почувствовал себя вдруг словно в музее — торжественно и немного взволнованно.

У окна стояла этажерка. Саша сначала подумал, что на ней ровными плотными рядами стоят книги. Но нет, на этажерке не было ни одной книги. Это были альбомы. С марками.

У Саши разбежались глаза. Это было что-то необычайное! Сказочная, фантастическая сокровищница марок. Квадратные, треугольные, продолговатые. Всех цветов, которые только есть на свете. Огромные, величиной с открытку, и крошечные, не больше ногтя на мизинце. С зубчиками и без зубчиков.

Иван Васильевич счастливо улыбался, глядя, с каким восхищением рассматривает его коллекцию Саша. Оба молчали, лишь изредка Иван Васильевич кратко пояснял:

— Гвиана... Венесуэла... Австрия... Куба...

Но вот Саша развернул один из альбомов и удивленно поднял брови. В альбоме была всего лишь одна страница, прикрытая прозрачной бумагой. Посередине страницы, в картонной рамочке под целлофаном, была приклеена одна-единственная марка. Небольшая, невзрачная, сильно потертая, да так что даже трудно было разобрать, что на ней изображено. Внизу едва виднелось слово «Helvetia» и было написано:

«Швейцария. 1904 год».

Саша вопросительно взглянул на старого филателиста. Иван Васильевич гордо улыбнулся и тихо, торжественно произнес:

— О, сынок, это бесценная марка!.. И не потому, что очень старая — ей больше пятидесяти лет. Это не просто марка. Это... Впрочем, я должен рассказать тебе историю, чтобы ты все понял.

Старик сел в кресло и на минуту замолчал, словно раздумывая или вспоминая что-то.

— Давно это было... Я еще совсем маленьким тогда был, но помню все, как будто это было вчера. Жили мы в ту пору вот в этом самом домике… Вон тот старый клен во дворе мой отец собственноручно при мне посадил. Тоненькое было деревце, малюсенькое — отцу до плеча, а теперь смотри — с трехэтажный дом выросло.

Отец мой почтальоном работал. Видимо, поэтому и начал я в детстве марки собирать. Отец меня к этому приучил.

Было это в 1904 году. Я тогда болел очень. Полгода, помню, лежал, не вставая. И отец, чтобы как-то развлечь меня, начал приносить мне марки. Он их выпрашивал у тех, кому разносил письма. Марки были, конечно, проштемпелированные, использованные уже. Их отклеивали или, чтобы не возиться, просто отрывали вместе с частью конверта. Я тогда здорово научился отлеплять марки от конвертов. Мастером был. Отпарю над чайником, ножичком осторожно подрежу — и готово. Не было марки, которую я бы не смог отклеить. Вскоре начала собираться небольшая коллекция. Я не на шутку увлекся этим делом. Марки были тогда моим самым большим и, я бы даже сказал, почти единственным развлечением в жизни. Сам понимаешь — лежишь целый день в одиночестве, ни погулять, ни побегать. Только и ждешь, что придет отец --">