Фрэнсис Элиза Ходжсон Бернетт - Маленький лорд Фонтлерой

возможным повременить с отъездом, желая быть свидетелем празднеств, предполагавшихся по случаю предстоящего восьмого дня рождения лорда Фонтлероя. Были приглашены все арендаторы; готовились угощения, танцы и игры в парке, потешные огни и фейерверки вечером.

— Точь в точь как у нас четвертого июля! — говорил Фонтлерой.— Жаль, что мое рожденье не четвертого, а то мы могли бы отпраздновать его вместе.

Нужно признаться, что в начале граф и м-р Хоббс не настолько сошлись друг с другом, как бы можно было надеяться в интересах британской аристократии. Дело в том, что граф знавал очень мало лавочников, а м-р Хоббс не имел особенно близких знакомых среди графов, так что при их редких встречах разговор у них как-то не клеился. Справедливость требует заметить также, что м-р Хоббс был несколько поражен тем великолепием, которое Фонтлерой счел долгом показать ему.

Въездные ворота с каменными львами и аллея вековых деревьев уже с самого начала произвели некоторое впечатление на м-ра Хоббса, а когда он увидал замок с его цветниками, теплицами и террасами, когда увидал темницу, роскошную парадную лестницу, великолепные конюшни, лакеев в богатых ливреях — он был в совершенном восхищении. Но что окончательно поразило его — это галерея фамильных портретов.

— А, это нечто в роде музея? — заметил он Фонтлерою, когда тот ввел его в большую, прекрасную комнату.

— Н-нет! — ответил Фонтлерой с некоторым сомнением.— Не думаю, чтоб это был музей. Дедушка говорит, что это мои предки.

— Все твои предки! — изумился м-р Хоббс.— Ого, сколько их тут! То-то должно быть семья была у твоего прадеда! И он всех их вырастил?

Он опустился на стул и с выражением тревожного недоумения продолжал озираться кругом, пока с величайшим затруднением лорду Фонтлерою не удалось, наконец, объяснить ему, что стены украшены портретами не одних только потомков его прадеда.

Пришлось даже прибегнуть к помощи м-сс Мэллон, которая не только знала, кому принадлежал каждый из портретов, но могла сообщить, когда и кем он был написан, и рассказать несколько романтических историй про изображенных на портретах лордов и леди. Уразумев, наконец, в чем дело и выслушав несколько этих историй, м-р Хоббс был очарован, и галерея понравилась ему даже больше всего остального. Он часто приходил сюда из деревни, где стоял в гостинице, и проводил по получасу в галерее, рассматривая изображения джентльменов и леди, пристально смотревших на него в свою очередь, и почти все время покачивал головою.

— И все-то это были графы! — говорил он,— или что-то вроде этого! И он одним из них будет, и все это будет его!

Втайне он далеко не питал теперь такого отвращения к графам и их образу жизни, как ему казалось это раньше, и подлежит еще сомнению, не были ли его старые республиканские принципы несколько поколеблены ближайшим знакомством с замками, предками и всем прочим. Как бы то ни было, но один раз он произнес весьма замечательную и неожиданную фразу.

— А ведь ничего... пожалуй, я сам не прочь бы стать графом! — сказал он,— а это с его стороны было уж в самом деле большой уступкой.

И великий же был этот день — рождение маленького лорда Фонтлероя — и какое великое удовольствие он ему доставил! Как красиво смотрелся парк, наполненный толпами народа, одетого в самые праздничные костюмы, при массе развевавшихся повсюду флагов. Тут были все, кто только мог прийти, потому что все были рады тому, что маленький лорд Фонтлерой остался по-прежнему лордом Фонтлероем, а со временем должен был сделаться хозяином всего. Каждому хотелось посмотреть на него, на его добрую, миловидную мать, имевшую столько друзей. Можно было также сказать положительно, что и на графа стали смотреть лучшими глазами, относиться к нему дружелюбнее, благодаря тому, что его любил и верил ему этот маленький мальчик, и потому еще, что и он приобрел себе друзей теперь и почтительно обходился с матерью своего наследника. Говорили, что он начинал даже любить ее и что, находясь между маленьким лордом и его матерью, он мог со-временем превратиться в доброжелательного человека и тем принести счастье всем окружающим.

Сколько было народа повсюду — и под деревьями, и в палатках, и на лужайках! Тут были и фермеры с женами, разодетыми в свои лучшие чепцы и шали; девушки и молодые люди; дети, резвившиеся и бегавшие взапуски или друг за другом; пожилые женщины в красных мантильях, ведшие между собою --">