Фрэнсис Элиза Ходжсон Бернетт - Маленький лорд Фонтлерой

было сознавать старому графу, что только третий сын его, которому должно достаться лишь очень небольшое состояние, обладал всеми привлекательными чертами, силою и красотой. По временам он ненавидел красивого молодого человека за то, что тот, по-видимому, имел как раз все достоинства, соответствующие высокому общественному и имущественному положению будущего графа Доринкура. Несмотря на то, в глубине своего гордого, упрямого старческого сердца, он не мог не питать забот о своем младшем сыне. В один из припадков своей блажи он послал его путешествовать в Америку; он думал удалить его на время, чтобы не раздражаться постоянным невыгодным сравнением с ним его братьев, сильно заботивших в это время отца своими дикими выходками.

Но через полгода он стал чувствовать свое одиночество и, втайне желая увидеть опять сына, написал ему письмо с приказанием вернуться домой. Письмо его разошлось дорогой с письмом капитана, только что посланным им отцу с извещением о своей любви к красивой американской девушке, на которой он намерен был жениться. Получив это письмо, граф пришел в совершенную ярость. Как ни крут был его нрав, но он никогда не выходил из себя до такой степени, как прочтя послание капитана. Лакей, находившийся при графе в эту минуту, думал, что с ним сделается удар — так он был взбешён. В течение часа старик бушевал, как разъяренный зверь, затем сел и написал сыну приказание никогда не приближаться к его дому, никогда больше не писать ни отцу, ни братьям. Он говорил, что пусть сын живет, как ему угодно, и умирает, где хочет, что он отлучает его навсегда от своей семьи, и чтобы тот никогда не ждал от отца какой бы то ни было помощи.

Капитан был сильно опечален этим письмом. Он очень любил Англию, был горячо привязан к дому, в котором родился; он любил даже своего сварливого старика-отца, разделял его скорби и разочарования, но он знал, что ему нечего рассчитывать на то, что отец когда-нибудь смягчится. Сначала он почти недоумевал, что ему делать, он не был воспитан для трудовой жизни, не имел никакой опытности в делах, зато обладал мужественным и решительным характером. Он продал свое место в английской армии и, найдя себе после некоторых хлопот место в Нью-Йорке, женился. Переход от той жизни, к которой он привык в Англии, был очень значительный, но он был молод и счастлив и надеялся настойчивым трудом со временем значительно улучшить свое положение. Он купил себе небольшой домик на одной из отдаленных улиц города. В этом доме у него родился мальчик, и тихая семейная жизнь стала так улыбаться ему, что он ни на минуту не раскаивался в своей женитьбе на хорошенькой компаньонке богатой старой дамы. Он не ошибся в выборе своей подруги жизни, оказавшейся на самом деле чрезвычайно милым, кротким и любящим существом. Рождение сына еще более возвысило их счастье. Мальчик был очень похож на отца и мать. Несмотря на скромную обстановку, среди которой ему пришлось расти, казалось, не было ребенка счастливее маленького Кедрика. Во-первых, он был всегда здоров и потому никогда не обременял; во- вторых, отличался таким мягким нравом и так прекрасно вел себя, что каждый только радовался на него; в-третьих, он был очень красив собою. Не в пример большинству детей он появился на свет с густыми, мягкими, золотистыми кудрями, уже спускавшимися широкими кольцами, когда ребенку было каких-нибудь полгода; особенную симпатичность его и без того хорошенькому личику придавало умное выражение его больших карих глаз, оттененных длинными, пушистыми ресницами. Такая привлекательная внешность и всегда кроткий нрав очень скоро располагали к нему всякого, кто заговаривал с ним, когда он катался по улице в своей маленькой колясочке, и, бросив на незнакомца ласковый и вместе серьёзный взгляд, всегда за тем приветливо ему улыбался. Благодаря этому не было по соседству человека, который бы не находил удовольствия видеть его и говорить с ним. Даже лавочник, торговавший на углу улицы, где стоял дом мальчика, и считавшийся самым суровым человеком на свете, и тот не составлял исключения в этом случае.

Когда он подрос настолько, что мог, одетый в белую шотландскую юбочку и широкую белую шляпу, запрокинутую назад на его золотисто-желтые кудри, выходить с няней, таща за собою маленькую тележку, его красивый, свежий и здоровый вид невольно останавливал на себе внимание каждого встречного. Возвратившись с прогулки, няня его часто рассказывала матери, как --">