Николай Георгиевич Поливин - Корабельная сторона

вырваться из цепких рук девушки.

— Пусти! — шипел он, дыша на нее перегаром сивухи.— Убью, дура!.. Ты что, рехнулась? Так иди к доктору, полечись!

— Врешь, цаца заморская, не уйдешь! — Настенька пытается вцепиться парню ногтями в холеную физиономию, но это ей никак не удается. Вот ее пальцы зацепили ворот рубашки. Затрещала лопнувшая материя. Разозленный парень бьет Казанкову локтем под сердце.

— Стой, негодяй! — Мария Петровна хватает бандита за левую руку.

— А-а, заступнички появились, ну, так пеняйте на себя! — Борис выхватывает из-за пояса стилет и грозит:

— Отскочь, говорю! Не то!..— сверкающее лезвие взлетает над ее головой.

Казанкова, хватая воздух широко открытым ртом, пытается перевести дыхание.

— Беги! — приказывает ей Мария Петровна.— Зови на помощь!

— Помо-ги-и-те! — кричит Настенька.

Слышится топот множества приближающихся ног. Борис пытается вырваться, но Мария Петровна держит крепко.

— Пусти! — в голосе Бориса бешенство и слезы.— Заколю!..

Из-за насыпи вымахивает кузнец Вася Агушев. Его грозный вид не предвещает ничего доброго. Борис от страха окончательно теряет голову. «Убьют,— думает он,— надо уносить ноги!» — Сверкнул стилет. Удар пришелся в левую сторону груди. Мария Петровна пошатнулась, но не упала, не отпустила Бориса. Тогда он ударил ее второй и третий раз. Руки ее разжались, ноги сломались в коленях, и она рухнула навзничь на горку глины. Вместе с ней упала наземь и спасенная дорогой ценой Настенька.

Борис огромными прыжками понесся в степь.

— Не уйдешь, змеюга!..— сцепил зубы Агушев, делая еще более гигантские скачки. Вот уже налитая кровью жирная шея убийцы рядом. Бандит дышал тяжело. Правая рука его по-прежнему крепко сжимала окровавленный стилет. Он не думал о сопротивлении. Его сознание подчинено одной мысли — уйти во что бы то ни стало!..

Руки Василия сжаты в кулаки. Каждый кулак кузнеца не меньше двухпудовой кувалды. Загривок врага совсем уже рядом. Очередной прыжок — и правая рука Агушева опустилась на жирный загривок. Борис как-то по-странному хрюкнул, врезаясь носом в землю. Стилет отлетел в сторону. Василий ждал, когда Борис поднимется, чтобы ударить его по подлой физиономии еще раз, но предатель продолжал лежать неподвижно.

Подбегают Сундучков, Сонина и еще двое парней.

— Чего это он? — спросила Зойка.

— Симулирует, наверное,— сказал Василий.— Боится, что бить буду… Я бы его, гада, без суда и следствия на первом же фонарном столбе вздернул!..

— И стоило бы! — согласился Федор.— Да, к сожалению, нельзя.— Эй, вставай! — чекист носком сапога прикоснулся к поверженному врагу, но тот и пальцем не пошевелил. Сундучков, аккуратно завернув стилет в платок, передал его одному из помощников, сам же наклонился над преступником, тронул его за плечо.

— Что это? Готов, никак?!

— Со страху, что ли? — удивляется Вася Агушев.— Вроде бы не с чего больше. Одна оплеуха для такого молодчика что укус комара.

— Хорош комар,— покачал головой Федор.— Чем ты его?

— Ясно чем — кулаком… Огрел один раз по холке — и все.

Вернулись к Марии Петровне. Ее уже перенесли в «эмку» начальника укрепрайона. Подоспевший врач хлопотал над тяжело раненной. На вопрос Сундучкова: «Как она?» — ответил сурово: «Больше двух часов не протянет…»

«И как мы теперь Григорию Григорьевичу в глаза смотреть будем, когда он вернется с той стороны?! — расстроенно думал Сундучков.— Не уберегли его подругу. Не уберегли… А Санька?! Как-то он перенесет эту невосполнимую утрату? Как?!»

В голос плакали девчонки, утирали слезы женщины, молча терли кулаками глаза мужчины. Шла война. Война ежеминутно уносила тысячи людей. Но такая вот смерть… в тылу, на виду у всех… это страшнее! Сильнее и боль от этой потери… 

Глава двадцатая

Несчастье застало Саньку врасплох. В этот вечер, как ни уговаривал его Кимка сходить в клуб на американскую кинокартину «Звезда России», Санька отказался наотрез, захотелось побыть дома. Решил почитать давно уже не читанного «Тома Сойера». Раскрыл потрепанный томик на иллюстрации, где Том и Бекки целуются. Невесело усмехнулся: когда-то этот подвиг Тома казался ему недосягаемой вершиной смелости, а сейчас… Возник и мгновенно пропал светлый образ Настеньки. Вспомнилась Ирина с ее необузданными порывами нежности. Подумал, что разлука им обоим на пользу, хотя без нее и тоскливо.

--">