Николай Георгиевич Поливин - Корабельная сторона

«Как-то, милая, сложится твоя дальнейшая судьба? — думает она.— Ведь за твоей изящной и хрупкой оболочкой запрятаны такие взрывчатые вещества, с которыми не сравниться ни пороху, ни тротилу! Рванет детонатор, и ничего не останется!.. Страшно!..»

Работали в этот день без перерыва на обед. Перекусывали кое-как, поочередно, чтобы не сбивать взятого темпа. Решили во что бы то ни стало выполнить сегодня бригадную норму самостоятельно, без чьей-либо помощи. Было обидно, что соседи по участку с заданием справляются изо дня в день и даже перекрывают его, а девчонки план вытянуть не могут!

Работали увлеченно. Первые признаки усталости появились где-то в половине второго. В два наступил тот переломный момент, когда кажется, что все силы исчерпаны, что лопата или лом вот-вот вывалятся из рук и пальцы уже не смогут совладать с орудиями труда.

Мария Петровна понимала состояние своей бригады, она и сама готова была рухнуть на рыжую землю и, широко раскинув руки, вдыхать каждой клеточкой усталого тела блаженный покой. «Что делать? Откуда почерпнуть свежие силы?»

Тюк! Тюк! — тюкает лом.

Еще раз!.. Еще!.. Еще!..

Неожиданно для самой себя из души ее вырвались первые строки самого дорогого революционного гимна:

Вставай, проклятьем заклейменный,

Весь мир голодных и рабов!

Пропетые чуть ли не шепотом слова вдруг обрели крылья.

Кипит наш разум возмущенный

И в смертный бой вести готов…

Это подхватили Сонина с Казанковой. Последующий куплет подпели не только девушки их бригады, но и соседи по участку. И вот гимн всепобеждающей справедливости и силы загремел на всю бескрайнюю степь.

Это есть наш последний

И решительный бой…

И сразу куда-то отступила усталость, каменно-твердая земля и та вроде стала мягче, податливее. Лица у поющих похорошели, одухотворились. Мария Петровна вдруг почувствовала себя не сорокадвухлетней женщиной, а молоденькой девчонкой, ровесницей своему сыну и его подружкам.

Теперь она уверовала, что мускульной усталости не удастся больше сломить энтузиазма яростного духа и что задание сегодня они не только выполнят, но и перевыполнят.

Закат летом в степи так же прекрасен, как и на море. Он очаровывает яркостью и разнообразием красок, цветовых тонов и полутонов. Только что западный край неба был палевым, а сейчас он как бы напрокат взял цвет у поспевающих вишен, потом стал разбрызгивать на холмы и долины сирень, отдающую в голубизну.

— Смотрите, смотрите, какое великолепие! — обратила внимание притихших девушек Мария Петровна, протягивая руки в сторону полыхающего заката.

Прораб и учетчик, подсчитавшие их сегодняшнюю выработку, искренне удивились.

— Ну и молодцы! Ну и отличились! — похваливали они, с восхищением поглядывая на горы вынутой глины.— Оказывается, и камень слушается тех, кто подберет ключик к его характеру.

— Уж это точно,— улыбнулась Подзорова.— Как только поняли, что мы сильнее этой упрямой глины, так и дело пошло на лад. Помягчела она, сердечная…

Налюбовавшись закатом, стали расходиться по палаткам.

— Девочки, не забудьте о моей просьбе,— напомнила Мария Петровна.

— Не забудем! — откликнулись девчонки чуть ли не хором, окрыленные победой, одержанной над самими собой.

Мария Петровна разложила бумагу на ящике из-под папирос, заменяющем ей письменный стол, начала писать письмо сыну.

«Дорогой сынуля! — вывела она.— Сегодня у нас радостный день: впервые за две недели нашей работы на рубеже мы выполнили дневное задание без чьей-либо помощи. Недавние твои одноклассницы кланяются тебе и говорят, что теперь вам с Кимкой не придется хвастаться перед ними своими мозолистыми ладонями, у девочек мозоли почище ваших!

Жизнь у нас спокойная…»

Мария Петровна бросилась к выходу.

— Кто там! — крикнула она.— Кто? Отзовитесь!..

В стороне, за кучами наваленной земли послышались шум борьбы и неясное бормотанье. Подзорова бросилась на помощь, закричав что было силы:

— Друзья, ко мне!..

У свеженасыпанного земляного бугра отчаянно боролись двое: высокий парень в шелковой рубашке и хрупкая девчушка.

«Настенька! — узнала Мария Петровна.— А это кто же?»