Мигель де Сервантес Сааведра - Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

Донъ-Кихота, но что думаете вы о Роландѣ, Рейнальдѣ и двѣнадцати перахъ Франціи?

— О Рейнальдѣ могу сказать только, что у него, вѣроятно, было широкое румяное лицо, съ огненными глазами, потому что онъ былъ страшно горячъ и заносчивъ; и съ особенною любовью покровительствовалъ разбойникамъ и разнымъ негодяямъ. Что до Роланда, Ротоланда или Орланда (онъ извѣстенъ подъ этими тремя именами), то я, кажется, не ошибусь, сказавъ, что онъ былъ широкоплечъ, средняго роста, немного кривоногъ, съ смуглымъ лицомъ, съ жесткою русою бородою, съ грубымъ тѣломъ, отрывистой рѣчью и угрожающимъ взглядомъ. Все это не мѣшало ему, однако, быть человѣкомъ предупредительнымъ, вѣжливымъ и прекрасно образованнымъ.

— Если Роландъ походилъ на нарисованный вами портретъ, сказалъ цирюльникъ, то я нисколько не удивляюсь, что прекрасная Анжелика предпочла ему маленькаго, безбородаго мавра, ставшаго властелиномъ ея красоты.

— Эта Анжелика, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, была взбалмошная и вѣтренная женщина, прославившаяся красотой и своими скандалезными похожденіями. Жертвуя наслажденію репутаціей, она отвергла сотни благородныхъ рыцарей, полныхъ доблести и ума, для маленькаго безбородаго пажа, безъ роду и племени, единымъ достоинствомъ котораго была безграничная преданность своему престарѣлому повелителю. Вотъ почему пѣвецъ Анжелики, послѣ этой непростительной слабости, перестаетъ говорить о своей героинѣ, и чтобы никогда больше не возвращаться къ ней, круто заканчиваетъ свою исторію этими стихами:

Быть можетъ скажетъ въ будущемъ искуснѣйшая лира,

Какъ славнаго Катая ей досталася порфира.

Стихи эти оказались пророческими, потому что съ тѣхъ поръ въ Андалузіи явился пѣвецъ слезъ Анжелики, а въ Кастиліи пѣвецъ ея красоты.

— Странно, замѣтилъ цирюльникъ, что между столькими поэтами, воспѣвавшими Анжелику, не нашлось ни одного, который бы сказалъ о ея легкомысліи?

— Еслибъ Сакрипантъ или Роландъ были поэтами, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, то я увѣренъ, они порядкомъ бы отдѣлали эту взбалмошную красавицу, подражая большей части отверженныхъ любовниковъ, мстящихъ своимъ возлюбленнымъ пасквилями и сатирами; мщеніе, недостойное, впрочемъ, благороднаго сердца. До сихъ поръ, однако, не появилось ни одного злаго стиха противъ этой женщины, ворочавшей полуміромъ.

— Странно, сказалъ священникъ; но не успѣлъ онъ договорить этого слова, какъ послышался громкій крикъ племянницы и экономки, покинувшихъ незадолго передъ тѣмъ кабинетъ Донъ-Кихота. Друзья поднялись съ своихъ мѣстъ и поспѣшили узнать причину поднявшагося шума.

123

Глава II

Виновникомъ тревоги оказался Санчо, хотѣвшій войти къ Донъ-Кихоту, не смотря на сопротивленіе его племянницы и экономки. «Что нужно здѣсь этому лентяю, этому бродягѣ?» кричала экономка: «Ступай, любезный, домой, нечего тебѣ здѣсь дѣлать, это ты совращаешь и уговариваешь нашего господина рыскать, какъ угорѣлый, по большимъ дорогамъ».

— Хозяйка сатаны! отвѣчалъ Санчо; не врите такъ безбожно; не я совращаю, а меня совращаютъ и уговариваютъ рыскать по бѣлому свѣту, меня увлекъ господинъ вашъ изъ дому обманомъ, обѣщавъ мнѣ островъ, ожидаемый мною по сю пору.

— Какого острова ему здѣсь нужно, кричала экономка, что это какой-нибудь лакомый, съѣстной кусокъ этотъ островъ, что-ли?

— Лакомый то лакомый кусокъ, отвѣчалъ Санчо, только не съѣстной, а такой, который стоитъ четырехъ городовъ и цѣлой провинціи.

— Но тебя не пустятъ сюда, невѣжа, грубіянъ, продолжала экономка, ступай пахать землю и позабудь о своихъ небывалыхъ островахъ.

Священникъ и цирюльникъ отъ души смѣялись слушая этотъ забавный споръ, но Донъ-Кихотѣ, хорошо зная своего оруженосца, боялся, чтобы онъ не далъ, по своему обыкновенію, воли языку, и остановивъ экономку приказалъ впустить Санчо. Въ ту же минуту священникъ и цирюльникъ простились съ своимъ другомъ, отчаяваясь въ его излеченіи. Они видѣли, что теперь онъ больше, чѣмъ когда-нибудь зараженъ своимъ проклятымъ рыцарствомъ.

— Вспомните мое слово, говорилъ священникъ цирюльнику, если другъ нашъ не пустится въ новыя странствованія въ ту минуту, когда мы меньше всего будемъ этого ожидать.

— Непремѣнно. Но меня не столько удивляетъ помѣшательство господина, сколько наивность его оруженосца, который такъ вбилъ себѣ въ голову этотъ островъ, что его ничѣмъ не вышибешь теперь изъ нея, отвѣтилъ цирюльникъ.

--">