Александр Анатольевич Трапезников , Евгений Юльевич Камынин - Ночные окна. Похищение из сарая

Александр Трапезников НОЧНЫЕ ОКНА • Евгений Камынин ПОХИЩЕНИЕ ИЗ САРАЯ

Александр Трапезников НОЧНЫЕ ОКНА

ГЛАВА ПЕРВАЯ, где делается попытка заглянуть в чужие окна

Дайте, дайте же поскорее мне сказать! — вскричал Бижуцкий и вскочил с кресла. Он один из всех был в двубортной пижаме цвета заката солнца (комплект в количестве двадцати штук закуплен лично мной в Цюрихе).

— Сядьте, — спокойно произнесла шестидесятилетняя мадам Ротова. — Мы слушаем.

Лизочка почему-то нервно засмеялась. Бижуцкий остановился перед ней и начал:

— Знаете ли вы, что значит заглядывать в чужие окна?

— Нет, не знаю.

— Я не к тебе обращаюсь, дура! — вновь вскричал он. — Это я сам у себя спрашиваю. Так вот, мы когда-то жили с женой на даче, в Переделкине. Не в самом писательском поселке, хотя я сам прозаик, и даже поталантливее их всех вместе взятых, а рядом. Однажды я проснулся в двенадцатом часу ночи. Какое-то странное, омерзительное чувство навалилось на меня и держало за горло. Жены рядом не было. Надо заметить, что я ее очень любил и она меня тоже. «Эге! — сказал я себе, выглянув в окно. — Полнолуние». Луна показалась мне бледным лицом покойника. Пока я бессмысленно бродил по дому, заглядывая в шкафы и выдвигая ящики, словно она могла там спрятаться, старые настенные часы стали отбивать полночь. Я набросил плащ с капюшоном и босиком вышел на крыльцо. Где-то тоскливо завыла собака. Ей в ответ заквакали в пруду жабы. У соседей светилось окно. Там жили мой приятель Гуревич с покойной супругой. То есть, я хочу сказать, в то время она была еще жива.

— О господи! А я уж подумала… — промолвила Ротова. Бижуцкий перескочил от Лизоньки к ней и вновь закричал: — Замолчите! Вы мешаете моей исповеди!

— Продолжайте, — хладнокровно заметил я.

— Будто магнитом, меня потянуло к этому окну. Не обуваясь, я пошлепал на соседний участок. В заборе у нас была дырка. Я пролез в нее и очутился среди кустов крыжовника. Затем подкрался к дому. Помните эту чудесную песню: «Там живут мои друзья и, дыханье затая, в чужие окна вглядываюсь я…»? Так вот, я, конечно же, тоже затаил дыхание, приблизившись к окну. Перед моим носом оказалось стекло, за ним висела зеленая штора. Я услышал какие-то странные звуки — не то приглушенный смех, не то плач ребенка. Любопытство достигло предела. Я потянул створки окна на себя, оно растворилось. И тут…

Тут в кабинет вошла Жанна, моя ассистентка. Она, как всегда, была в мини-юбке, на высоких каблуках, перед собой катила столик-поднос с чаем, сливками и курабье. Ее ноги производили впечатление на всех без исключения, от вступающих в половую зрелость детей до лежащих на смертном одре стариков. Бижуцкий, втянув в себя воздух, замолчал.

— А теперь подкрепимся, — ласково произнесла Жанна. — Файф-о-клок.

Молчавший все это время Сергей Владимирович Нехорошев зашевелился. Глядя куда-то вбок (разумеется, на Жаннины ноги), он тоскливо сказал:

— А в песне-то не так поется. Не в «чужие окна», а в «родные окна вглядываюсь я». То есть вы. Есть разница?

— Нет! — тотчас же огрызнулся Бижуцкий. — Родное окно — оно на поверку-то самым чужим будет, пыльным и заляпанным, а близкий тебе человек — наиболее гадким и отвратительным.

Нехорошев усмехнулся, но спорить не стал.

— Что же было дальше? — спросила Лизочка.

— Узнаете в свое время, — пообещал Бижуцкий, принимаясь за чай.

Остальные последовали его примеру.

— Господа, я вас ненадолго покину, — сказал я и, сделав знак Жанне, чтобы она осталась, вышел из кабинета.

Соседняя комната была моим основным местом работы. Здесь на полках стояли самые нужные книги, светился монитор мощного компьютера, имелась выдвижная картотека с сотнями «дел». Комната была без окон, располагалась в центре дома (проект мой). Нет, окна имелись, но — фальшивые, они выходили в три соседних кабинета, где выглядели обычными большими зеркалами. Я мог наблюдать за всем, что творилось в тех помещениях, сам оставаясь невидимым, — очень удобно. --">