Юлия Викторовна Чернова - Главная роль

Юлия Викторовна Чернова Главная роль

Есть только тот мир, в котором ты действуешь. Только он для тебя реален. Художник сам, своею игрой преобразует его в реальность. Если ты сумеешь сделать это, ты станешь актером…

Александр Горбовский. «По системе Станиславского»

Первым его вопросом было:

— Какой это город?

Потом:

— Какая страна?

И, наконец:

— Какое время?!

Под ногами блестел песок. Ровный, плотный, утоптанный. Над головой простиралось синее небо. Такого цвета Максим не видел нигде и никогда. Даже на юге, даже в горах, куда ходил в походы. Небо завораживало. Настоящая, ни с чем не сравнимая синь. Он вдохнул — и закашлялся. Воздух был не просто чистым или свежим, насыщенным сотнями ароматов. Он был таким острым, таким плотным, что раздирал легкие. После нескольких глубоких вдохов начала кружиться голова. Таким воздухом не могли похвастаться даже алтайские деревушки, не говоря уже о задымленных городах! Максим, конечно, не бывал в джунглях Амазонки, но подозревал, что подобного изобилия кислорода и там нет.

Максим потрясенно озирался. Вокруг амфитеатром поднимались скамьи, сплошь заполненные народом. Люди толпились даже в проходах. Мужчины, женщины, дети, старики. Пестрели одеяния — синие, зеленые, красные, черные, желтые. Но преобладал, пожалуй, белый цвет. Или так казалось, потому что в белое были облачены зрители, сидевшие ближе всего к мраморному барьеру? Точнее, зрительницы. Пять или шесть девушек, расположившихся особняком. Молодые и миловидные, особенно одна, рыженькая, прижавшая ладони к щекам. Она приоткрыла рот, точно ребенок, захваченный невиданным зрелищем.

Остальные места в первом, втором и третьем рядах занимали только мужчины, также, впрочем, одетые в белое. Но вот полоса белых одежд прерывалась. Невысокая балюстрада отделяла просторную ложу. В ложе помещалась не скамья, а кушетка, и на ней — грузный мужчина, облаченный в пурпур. За его спиной стояли несколько человек. Поблескивали воинские доспехи.

Максим продолжал оглядываться. Видел лица. Сотни, тысячи лиц, расширившиеся глаза, раскрытые рты. Ловил устремленные со всех сторон взгляды.

Неужели толпа собралась ради его скромной персоны? Бесспорно! Зрители указывали на него пальцами и кричали. Точнее, кричали, вопили, орали, визжали…

Приветствовали его? Или освистывали? Максим понять не мог.

Представил себя со стороны. На лице — слой грима. Светлые волосы коротко подстрижены (не нашлось подходящего парика, и в последний момент парикмахер просто наскоро обкорнал Максима). На запястьях — жестяные браслеты, раскрашенные золотой краской. Одет в серую тряпку, именуемую туникой^[1]. Поверх туники — панцирь, то есть другая тряпка, разрисованная серебряными чешуйками.

Прямо сказать — зрелище посредственное. И никак не объясняет исступления публики.

В это мгновение зрители в едином порыве сорвались с мест. Теперь они голосили, указывая куда-то за спину Максима. Тот оглянулся. Распахнулись массивные ворота, и на арену великолепным прыжком выскочил лев.

Арена?! Лев?! Максим покрылся холодным потом. Что же это? Где он?! В Древнем Риме?! Не может быть! Сон! Бред!

Под ногами скрипел песок, солнце слепило глаза, рокотала толпа. Наяву.

Он в Древнем Риме! Но как он попал сюда?!

Этого Максим не знал. Конечно, в детстве мечтал изобрести Машину Времени. Жаждал путешествовать по эпохам. А сейчас рвался вернуться домой. Но, увы, Машины Времени не было. Он ведь ее так и не изобрел!

Максим не понимал, как перенесся в прошлое.

Провалился. Да, больше всего это было похоже на падение с высоты. Раздвинулся занавес, зажглись прожектора — точно фиолетовая молния вспорола темноту зрительного зала, и Максим выступил на сцену со словами: «Ave, Caesar, imperator, morituri te salutano! — Здравствуй, Цезарь^[2], император, идущие на смерть приветствуют тебя!» Это были его единственные слова в пьесе, и Максим готовился произнести их так, чтобы навек запечатлеть в памяти зрителей. Разумеется, заканчивая театральный институт, он мечтал не о фразах типа: «Кушать подано», а о монологах Гамлета и Бориса Годунова. Но так уж ему повезло, что окончание института совпало с кончиной Искусства, и с тех пор ему неизменно предлагали роли бандитов в сценариях, которые писали отнюдь не Шекспиры.

Максим работал грузчиком и слесарем, шофером и столяром. Он бы охотно сыграл --">