Александр Павлович Бердник (Олесь Бердник) - Страшный суд

днепровский ловить рыбу. Тишина, ни шелохнется… Катятся туманы над водами… И кажется тебе, что в душе твоей царство божье царит. Вот как… А то, что ломают все нынче? Отче… Может, оно и к лучшему, революция же! Кто знает… поломают, поломают, а потом строить начнут. А как же! Свято место пусто не бывает. Так говорят в народе. Охо-хо! Жаль, что старый… Хотелось бы заглянуть туда, в новый мир, что там будет… скажем, через сто лет… через двести?..

— Будет новый мир, — с нажимом сказал чернец, — только не этот, не сатанинский. И войдут в него избранные, которые не осквернились, живя с богохульниками нечестивыми, помогая им строить богопротивную власть. Прощайте, дед, мне пора. Жаль мне вас, сердце ваше тоже отравлено вольнодумством…

— Гм, — удивился дед. — Слово какое-то странное… «вольнодумство». А чем же плохо — вольно думать? Э, ничего бы так не нужно людям, как вольно думать… и действовать, отче!

— Заблуждение! Сети дьявола, — буркнул Василий.

И, уже не оглядываясь, он поплыл дальше.

Слова деда почему-то растревожили его. И упрек мерещился в тихом голосе, и какая-то непостижимая правда.

— Господи, сохрани и отведи, — шептал монах, загребая веслом. — Враг рода людского хочет остановить мой подвиг. Но ничто не собьет меня. Сила сатаны велика, знаю. Да десница твоя, господи, защитит твоего верного раба…

Произнося молитвы, Василий проплыл Триполье, Халепье. Быстрина несла его вдоль левого берега, где Днепр делал большую дугу. Из кустов раздался жалобный крик:

— Дядя! Дя-а-день-ка-а!

Чернец взглянул туда. На берегу стояла девчонка лет десяти с узелком в руках, в рябеньком платьице. Она махала ручонками-былинками, звала на помощь.

— Чего тебе!? — крикнул недовольно Василий.

— Перевезите на ту сторону, — робко отозвалась девочка, — а то замерзну. Уже полдня кричу. Никто не слышит…

Монах повернул к берегу. Недовольно ворчал. То то, то это мешает. Хорошо, что уже недалеко осталось до места.

Он посадил девочку в лодку, оттолкнулся, поплыл на правобережье. Взглянул исподлобья на синий носик нежданной попутчицы, на большие серые, не детские глаза.

— Как это тебя родители отпустили одну на эту ​​реку?

— Нет родителей, — прошептал ребенок, цокая зубами.

Помолчав немного, девочка с интересом взглянула на черную рясу, на длинные волосы.

— А что это у вас за мундир такой черный?

Василий усмехнулся. «Мундир». Хм. Пожал плечами. Что ж ей сказать?

— Это такое одеяние у всех монахов, — наконец, неохотно сказал он.

— Монахов? — переспросила девочка. — А что такое монахи?

— Ну… люди, которые спасаются…

— Спасаются? От воды? Да? — тревожно молвила девочка. — Два года назад бо-оль-шое наводнение было. Все село плавало наше. Здесь, на левой стороне, видите? Так мой папа многих спасал. Человек десять спас. А потом перевернулся с лодкой. И утонул. Сам себя не спас, — сокрушенно закончила она.

Помолчала какое-то мгновение, всхлипнула.

— А мама простудилась. И умерла. А я теперь одна. Где-то в Стайках дядя. Пойду к нему. Может, в школу отдаст. А нет, то пойду в Киев. Выучусь на доктора, буду спасать людей. Чтобы не умирали…

Василий слушал детский лепет, уныло глядя поверх головы девочки на утесы, что приближались. «Спасал людей. Сам себя не спас». В тех немудрых словах Василию снова мерещился укор какой-то, хитрая ловушка сатаны, попытка вернуть его к горю людскому. Нет, нет! Не быть этому! Пусть сами решают свои запутанные судьбы, пусть смеются и горюют, ему нет дела до обреченного мира!..

Лодка ткнулась в глинистую кручу. Девчонка соскочила на берег, вежливо поблагодарила. И стала карабкаться вверх по козьей тропинке.

Василий еще проплыл с полверсты, остановился. Осмотрел место. Именно здесь. Солнце приближалось к горизонту, но он как раз успеет. Никого нет поблизости, никто не помешает.

* * *

Монах вытащил из-под сена мешок с утварью, ведро. Взял топор, рубанул по днищу лодки. Забулькала вода, брызнула фонтаном. Лодка медленно тонула, быстрина потащила ее в омут.

Забросив узелок за плечи, захватив ведро, чернец начал подниматься на кручу, шел, рассматривая, выискивая только ему ведомые приметы. Остановился в глубоком овраге, под кустом низкорослой акации. Из-под глинища вытекал ручей. Среди почерневших кустов прошлогоднего сорняка Василий разыскал кучку кирпича. Возле кучки чернело небольшое отверстие. Монах пролез в то отверстие, --">