Теодор Гамильтон Старджон - Человек, потерявший море

Теодор Старджон «Человек, потерявший море» Theodore Sturgeon «The Man Who Lost the Sea» (1959)

Допустим, ты мальчишка и несешься ночью по холодному песку, взрезая тьму вертолетом в руке и бойко тарахтя вместо винта. Пробегаешь мимо обессиленного мужчины — да провались ты со своей вертушкой! Дескать, не в твоем возрасте с игрушками баловаться. Поэтому ты садишься на корточки рядом и объясняешь — это не игрушка, а модель. Вот, смотрите, о таком вообще мало кто знает. Сжимаешь лопасть винта пальцами и показываешь, как он ходит по втулке — вверх-вниз, взад-вперед и немного по спирали, меняя угол тангажа. Такая подвижность, начинаешь ты объяснять, нивелирует эффект гироскопа, но мужчина не слушает. Ему нет дела ни до полетов, ни до тебя, и уж тем более не нужны ему ничьи объяснения. Не сейчас. Сейчас ему хочется думать о море. И ты уходишь.

Мужчину занесло холодным песком, виднеются только голова и левая рука. В этом скафандре он похож на астронавта с Марса. В левый рукав встроен хронометр с индикатором давления; индикатор горит синим (что за ерунда?), стрелки часов — красным. Слышен грохот прибоя и частое глухое биение сердца. Однажды, давным-давно, он уже испытал подобное: слишком глубоко заплыл и слишком долго оставался под водой, а потом слишком быстро ринулся к поверхности. А когда пришел в себя, услышал: «Не дергайся, парень. У тебя кессонка. Даже не вздумай шевелиться». Но он не послушался. Было больно. Так что на этот раз он смирно лежит в песке и даже не думает шевелиться.

В голове мутится. Однако он отчетливо понимает, что в голове мутится — странно, но при шоке такое бывает. Допустим, ты все тот же мальчишка; значит, это ощущение тебе знакомо, ведь однажды в старших классах ты очнулся на полу в спортзале и спросил, что случилось. Тебе объяснили — ты упражнялся на брусьях, упал и ударился головой. Ты все понял, хотя и не помнил падения. А через минуту снова спросил, что случилось, и тебе снова объяснили. Ты снова все понял. А через минуту… Сорок один раз тебе отвечали, и ты все понимал. Но сколько бы тебе ни вбивали в голову этот простой факт, он ускользал оттуда; и все же ты просто знал, что однажды в мозгах снова прояснится. Так оно и вышло… Конечно, будь ты тем мальчишкой, что вечно объяснял все другим и себе, то не стал бы сейчас донимать мужчину своими рассказами.

Посмотри, что ты уже натворил! Он и так прогнал тебя, отмахнувшись раздосадованной мыслью (только мысли да глаза не оцепенели еще в этом теле). Это недвижное усилие стоило ему приступа морской болезни. Мутить его раньше мутило, но рвать не рвало, а секрет — смотреть на горизонт и не сидеть без дела. Ну же! Нужно чем-то занять себя — и поскорее, ведь где-где, а в герметичном скафандре поддаваться тошноте не стоит. Ну же!

И вот мужчина занимает себя по мере сил: смотрит на море, долину, небо. Он лежит на возвышенности, голову подпирает вертикальная стена черного камня. Впереди виднеется еще один скальный выступ, опоясанный гребнями крупного белого и мелкого морского песка. За ним внизу расстилается долина мокрого солончака в устье реки, эстуарий; но он не уверен. Зато ясно видна цепочка следов, что начинается у него за спиной, уходит влево, скрываясь в тени скалы, выныривает за нею и исчезает наконец в темной долине.

Небо затянуто вдовьими одеждами, прожженными светом звезд; но меж ними абсолютная чернота — то тьма зимы, тьма неба с горных вершин.

(Вдали, на горизонте внутри самого себя он видит вспухающий гребень тошноты и противостоит ему слабостью, что, подобно отливной волне прибоя, встречает, и окружает, и усмиряет этот вал, прежде чем тот разобьется о берег. Займи себя чем-нибудь. Ну же!)

Давай, где там твоя модель «Икс-15»? Хотя бы отвлечешь. Смотрите, какую уловку придумали! В разреженном воздухе сложно удержать управление, поэтому-то и нужны вот эти двигатели на законцовках крыла, видите? и вот эти, по сторонам от хвостового оперения: теперь со струей сжатого воздуха можно заложить вираж, пикировать, перевернуться — да что угодно можно сделать!

Но мужчина только кривит рот: топай отсюда, парень, топай — нет бы о море рассказал. И ты топаешь.

Через силу всматриваясь вдаль, мужчина педантично заносит в память каждую деталь, словно однажды ему придется воссоздать этот пейзаж. Слева только гладь моря под светом звезд, штиль. Впереди, за долиной — округлые холмы с тускло-белыми эполетами света. Справа — край черной стены, в которую --">