Константин Образцов - Единая теория всего [Трилогия]

они добиваются: убедить Старика, чтобы он дал отбой всему проекту… да, результаты пока не плановые, но они есть… если бы он сам не разрешал вмешиваться на каждом этапе… — бубнил один из мужчин.

— Ну, сказать, что тебе не помогают, тоже нельзя, — возразила женщина. У нее был приятный, низкий грудной голос. — Сам Старик, кстати, и помогает, он в этом случае объективен.

Слушать про перипетии корпоративных сражений было неинтересно. Я еще раз с удовольствием сделал глоток и открыл книгу. Впереди была чудесная и в самом лучшем смысле этого слова спокойная ночь.

— Где у вас можно присесть?

Голос показался знакомым — и точно: мой попутчик стоял у входа в вагон, а официантка Наташа обводила широким жестом пространство, как бы очерчивая богатство вариантов посадки. Виски уже успел затормозить мои реакции, я дернулся было, чтобы снова спрятать глаза в книгу, но не успел — мы встретились взглядами, и он тут же сказал:

— А, вот! — и двинулся в мою сторону. — Не возражаете?

Я не возражал. Проклятая петербургская деликатность: нет, чтобы сказать прямо: «Извините, я планировал провести этот вечер в одиночестве», ну или хотя бы: «Тут занято». Надо обязательно не возражать, а потом сидеть с надменно-кислой физиономией, как будто кто-то впереди тебя пролез в очередь. Впрочем, не исключено, что и мой сосед руководствовался схожими побуждениями, заставляющими непременно составить компанию человеку, которого увидел впервые в жизни полчаса назад и с которым едва перекинулся несколькими фразами, словно пройти мимо будет невежливо.

Оставалась надежда, что попутчик окажется молчуном. Я снова прикрылся книгой, безуспешно пытаясь сосредоточиться на чтении. Официантка Наташа тем временем принесла меню. Мой визави извлек из кармана пиджака очки в тонкой золоченой оправе, надел на нос, отодвинул подальше меню, как часто делают дальнозоркие люди, и принялся изучать.

— Вот что, — изрек он через минуту, — мне, пожалуйста, фирменную солянку, селедочку на ржаном хлебе с теплой картошечкой, соленые грузди и водку, грамм сто, в замороженной рюмке.

Рот мгновенно наполнился слюной и даже сердце заныло. Колебания были недолгими.

— Наташа, и мне можно то же самое? А яблоко резать не нужно.

— Конечно, — она быстро сделала пометку в блокнотике, наверное, умножила на два. — Водочку в один графинчик налить?

Мы переглянулись.

— Да, можно в один.

После этого прятаться за книжкой было уже глупо.

Мы выпили по первой за знакомство под восхитительно пламенеющую солянку с томящимся в ней ломтиком свежего пронзительного лимона.

— Адамов, — старомодно представился он. — Виктор Геннадьевич.

Я тоже назвал себя.

— Какое имя редкое, — заметил мой новый знакомый. — Можно сказать, литературное.

Вторая вскоре отправилась вслед за первой в сопровождении нежнейшей селедочки на пропитанном маслом ломтике поджаренного ржаного хлеба. Сразу захотелось курить. Наступало время для разговоров.

— Вы из Москвы или из Ленинграда? — поинтересовался Виктор Геннадьевич.

— Я — да, — ответ вышел каким-то неловким, наверное, из-за путаницы в топонимике. — Домой еду.

— Я тоже ленинградец, — сообщил Адамов. — Чем занимаетесь, если не секрет?

— Консультант, — я всегда так отвечаю, когда не хочу распространяться о своих занятиях.

— Вот как, — он задумался. — Я, наверное, тоже теперь консультант. Вообще-то я в отставке, но вот, привлекают иногда…

— А где служили?

— В милиции, потом в полиции. Подполковник уголовного розыска.

Я про себя улыбнулся точности своей догадки.

— У меня товарищ преподает в Университете МВД, — продолжал он, — тоже отставник, служили вместе когда-то в Ленинграде. Он потом в Москву переехал, теперь вот на пенсии, лекции читает для молодежи. Ну и меня просит иногда семинар провести или практикум. Сегодня как раз обсуждали с ним планы на следующий год.

Мрак за окном неожиданно расступился. Пространство за окнами раскрылось широким простором до самого горизонта, и горсть огней далекой деревни тускло сияла посередине черного необъятного поля россыпью драгоценного янтаря. Над огнями висели широкие пелены тумана, слоями один над другим, до самого подернутого дымкой неба, где в тонкой прорези невидимых облаков сияла призрачная луна. Сияние это подсвечивало туманные пологи неземным и холодным, будто поднебесный театральный --">