Алексей Лежнев - Пусть увядает сто цветов...

Стим, его помощник.

И они прибавили ходу.

Когда вся четверка достигла намеченного квартала, они услышали, что их догоняют. «Человек семь, восемь, — определил Кир. — Да, таких неудачных дней у меня еще не было. Чем-то он кончится?» Кир глянул по сторонам в поисках убежища. Тут было много подвальных окон, проломов в стенах, гаражей — но вокруг роились сгорающие от страсти парочки, так что первая же из них моментально выдала бы беглецов.

За ними и впрямь бежали. Оглянувшись, Кир увидел, что впереди скачет тот самый Стим, картинно задирая колени и победно оглядывая топающих по сторонам подручных. Правильно — их было восемь, по двое на одного. За себя Кир сейчас не беспокоился, хотя прибегать к крайнему средству в самом начале города было бы страшным риском; впрочем, это в любом случае от него не зависело… Его спутницы… оранжевая наверняка могла бы справиться с одним-двумя бело-серыми, Ита тоже была не из хлипких, но вот третья…

Бегущая впереди Ита внезапно метнулась влево, остальные — за ней, но поздно: из-за поворота вывалились еще пятеро в серых костюмах. Сколько понадобится им времени, чтобы сообразить, какую дичь преследуют их приятели? Кир мчался что было духу, держась за спиной уиппи, которая, видно, неплохо знала местность и не спотыкалась, как он, о кучи мусора.

Они нырнули в темный двор, промчались, словно по мелководью, по переливающимся мазутом лужам… и вдруг оказались в тупике, перед высоким дощатым забором. Иты не было; они стояли втроем. Какая странная тишина… Их больше никто не преследовал, и только неровное дыхание напоминало Киру о случившемся.

2

— …хлынули через границу и терпение Совета окончательно истощилось. Ядерное оружие оказалось излишним. Через две недели чудовище уже билось в агонии, истекая черной кровью горящих городов, и разливающиеся пожары гнали людей в ледяную пустыню. Шестая часть населения погибла под развалинами или сгорела, четверть насмерть замерзла в безумном бегстве на северо-восток, еще четверть убили и ограбили по дороге. Исполин был почти мертв, но у него еще доставало сил, чтобы затянуть с собой в замогильный мрак всю планету. Тогда впервые и было произнесено слово «блокада». Конец третьей главы. Ну — как?

— Бред с претензиями. Даже в старых газетах трудно такое припомнить.

— Это было бы бредом, если бы не было чистейшей правдой, — с пафосом возразил первый голос.

Окончательно проснувшись, Кир перевернулся на бок. Голоса доносились снизу, из неведомо зачем пробитой в полу дыры. Кир лежал на груде спортивных матов, которые покрывали весь пол за исключением середины, где и был пролом с торчащими прутьями арматуры. Можно было представить, как обитатели комнаты укладываются вокруг отверстия в полу, кто в обнимку, а кто так, и наблюдают за соседями внизу, словно в бесплатном театре.

Стараясь не шуметь, он переполз на «зрительское место» и заглянул в дыру. Виден был только один из говорящих — похоже, как раз тот, который читал вслух. Толстенький, лысый, он стоял у стола; перед ним лежала груда исписанной бумаги, а в консервной банке дымился окурок.

— Ты ведь помнишь — мы все это предсказывали, — продолжал «писатель», как мысленно окрестил его Кир.

— Э-э, мы много чего предсказывали, — откликнулся невидимый собеседник. — Что страну спасут дельцы — предсказывали и сами фирму при институте организовывали. Что цугеры спасут — предсказывали. Старые спасут, молодые спасут… забыл кого, нет?

«Критик», — обозначил этого Кир.

— Да, — протянул «писатель», — уж цугеры эти… вот мразь!

— Ну почему же мразь, — быстро возразил «критик». — За все когда-то надо расплачиваться, за дармовое — втройне. Или ты предпочел бы вернуться в первые годы Блокады?

— Первые… последние, — вздохнул толстячок. — Невелика разница. Как электричество-то еще есть…

— О-о! Без него все рухнуло бы окончательно, этого допустить нельзя. И потом — ты только представь: ни катания на вагенах, ни встряхивания на концертах… Цугеры ведь неспроста продолжают транслировать со спутников свое барахло. Не будь у хэвелов радио, никакая блокада бы их не сдержала. Да и ты не усидел бы в этой своей берлоге; спасибо, кстати, что пригласил… хорошо тут у тебя, а мы давненько вот так не сидели.

— Ну, нам с тобой есть ведь о чем поговорить, — согласился «писатель». — Мы здесь, пожалуй, единственные, кто с самого первого времени… — начал он --">