Борис Федорович Лапин - Кратер Ольга

вот земля цветущая». Предстоит нечто грандиозное: двадцать две грузовые ракеты, шестьдесят человек, большая лазерная установка, совершенно уникальная, пять…

— Когда, Миша?

— Старт намечен через два месяца.

— Тогда, может быть, ты успеешь придти домой, поужинаем вместе?

Лихман долго молчал, наконец, сказал, вздохнув:

— Я постараюсь, но ты лучше не жди. Ложись, отдыхай, Оленька.

5

В конференц-зале базы «ЛН-6» было просторно, не сравнишь со столовкой на «ЛН-5», где приходилось собирать народ в прошлой экспедиции, но шестидесяти двум здоровенным парням и здесь оказалось тесновато. Лихман с гордостью оглядел свое воинство, впервые собранное вместе.

— Пожалуй, начнем, — сказал Лихман. — Повестка дня ясна: что делать? Для начала предоставим слово главному историку экспедиции доктору археологии Сереже Лазебникову.

Встал Сережа, больше похожий на студента, чем на доктора наук. Жесткий, упрямый чуб, съехавшие на нос очки, беспрерывно что-то мнущие нервные пальцы. Доктору археологии Сереже Лазебникову было всего двадцать восемь, Лихман гордился, что откопал для экспедиции этого вундеркинда.

— Я расскажу вам сказочку, — начал Сережа задиристым, петушиным голосом. — Позвольте сказочку, Михаил Маркович?

— Давай, давай, жанры выступлений не ограничиваю. Другое дело — время.

— Так вот, это древняя китайская сказочка, и сколько ей лет, никто не знает. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был волшебник по имени…

Конференц-зал угрожающе загудел. Понятно, взрослые люди не любят, когда им рассказывают сказочки, тем более не стоило из-за этого лететь так далеко.

— …по имени Чао Ли-дзинь. Он мог достать огонь из холодного камня, вызвать дождь из чистого неба и одним взглядом усыпить человека. Хан боялся, что волшебник отнимет у него власть, и упрятал Чао Ли-дзиня в самую высокую и неприступную башню, в которой просидел волшебник сто лет. Сто лет выходил он по ночам на крышу башни и смотрел на звезды через какую-ту странную трубку, и только когда появлялась на горизонте голубая Утренняя Звезда, уходил обратно в свое подземелье.

Однажды снизошло просветление на древнего Чао Ли-дзиня, и послал он одного из своих многочисленных стражей за ханом, чтобы сообщить чрезвычайной важности весть. Хан явился, и сказал ему Чао Ли-дзинь: «Уводи скорей свой народ в горы, потому что завтра встанет дыбом земля, и стеной встанут моря, и вспять потекут реки, и дождь разразится, каких никогда не было. Не мешкай, хан!» Но хан посмеялся над словами мудреца и велел побить его по пяткам.

А назавтра появилась в небе Желтая Звезда — и вздыбилась земля, и огонь вырвался из недр, и огромная волна захлестнула земли возле моря на много дней ходьбы, и хлынул дождь, и, взбурлив, повернули реки. Испугались люди, пришли к хану, чтобы принял он какие-то меры. А хан показал на башню и сказал: «Он виноват. Это он вызвал несчастье, чтобы на вас и на меня излить свое зло, накопившееся за сотню лет». И потребовал хан у Чао Ли-дзиня, чтобы прекратил он это безобразие.

Но старик не слушал хана — он высекал какие-то знаки на камнях башни. И отрубили ему голову.

Когда перемешалась земля, как пища в котле, когда суша стала морем, а море — горами, когда погибли все люди в округе, осталась одна только высокая башня, в которой жил и погиб Чао Ли-дзинь. Лишь через много-много веков пришли туда новые люди, прочли рисунки на камнях и записали их так: «Говорил я хану, пусть ведет в горы народ, потому что на смену Утренней Звезде приходит другая, Злая Желтая Звезда, и глаз ее нацелен прямо на нас, и будут бедствия от нее неисчислимые, но не послушался хан, и все погибли, о чем сообщает потомкам старый ученый Чао Ли-дзинь».

Переписали люди эти слова на папирус, но и папирус затерялся, и только через тысячу лет кто-то нашел его и пустил по свету сказку о мудром волшебнике Чао Ли-дзине, и сказка дошла до нас, потому что нет более прочного материала, чем память народная, а камни той башни давно превратились в песок, и в тлен превратился папирус. К сведению собравшихся, закончил Сережа Лазебников, — подобные же сказочки содержатся в эпосе и других древних народов.

Сережа Лазебников сел.

— Ну и что же из того? — язвительно кинул с места Петя Тяпкин.

— Да, более конкретные выводы, — попросил Лихман.

— Какие же еще выводы? — удивился Сережа. — Разве и так не ясно?

— Очевидно, не всем, — глядя на --">