Георгий Иосифович Гуревич - Селдом судит Селдома

Гуревич Георгий СЕЛДОМ СУДИТ СЕЛДОМА

Суд идет!

Судья в волнистом парике торжественно занимает место за столом, берет в руки колокольчик, откашливается. Он волнуется, в первый раз в жизни он ведет процесс, и судьба подсудимого касается его лично. Но он дал клятву быть объективным и справедливым, этот судья по фамилии Селдом.

Перебирает свои заметки прокурор, готовя речь, строгую и обоснованную. Впрочем, его задача облегчается сегодня, потому что подсудимый не отрицает фактов. Фамилия прокурора Селдом.

— Подсудимый, встаньте!

Преступник, пристыженный, с жалкой улыбкой на лице, озирается в поисках сочувствия. Ему подмигивает защитник, бодрячок по фамилии Селдом. Увы, бодрость его наигранная. В душе он полагает, что дело безнадежно, приличнее было бы отказаться от защиты.

— Ваше имя, подсудимый? Возраст? Род занятий? Местожительство?

— Селдом Ричард, тридцать два года, холост, родился в Южно-Африканском Союзе, проживал в Англии и Соединенных Штатах, в настоящее время — на секретной базе без номера и без адреса. По специальности математик. Принадлежу к англиканской церкви.

— Судились?

— (Принужденно.) Отбывал наказание.

— За что именно?

— За мелкое воровство без применения оружия.

— Подсудимый Селдом, подойдите к присяге.

— Я, Селдом Ричард, обязуюсь говорить правду и только правду. Клянусь ничего не скрывать от суда, не выгораживать себя, не выискивать смягчающие обстоятельства, не сваливать вину на соучастников.

— Расскажите, подсудимый, всю историю преступления. Начните с самого начала.

— Началось с того, что у меня умер отец…

* * *

В такой странной форме был написан документ № 243/24, пожалуй, самый важный из найденных на знаменитой базе Ингрид-Фьорд, величайшей находке археологов двадцать третьего века.

Есть своеобразное правило, хорошо знакомое искателям древностей: лучше всего сохраняет прошлое катастрофа. Природа склонна экономить материал, использовать глину снова и снова, лепить и разрушать и опять лепить новое из старых атомов. Белки, жиры и углеводы кочуют из тела в тело. Хищники терзают травоядных, хищников терзают бактерии, кости их грызут пожиратели падали.

Природа рисует и стирает, рисует и стирает. А в музеях наших стоят только жертвы несчастной случайности — чудовища, завязшие в трясинах и асфальтовых озерах, провалившиеся в ледяные трещины, засыпанные обвалами…катастрофой выброшенные из круговорота вещества.

То же и в истории материальной культуры. Какие ладьи, триремы, галеры, каравеллы, авианосцы выставлены в музеях мореходства? Затонувшие. Те, что возвращались в порт благополучно, были источены червями или ржавчиной, разобраны на дрова или переплавлены-вернули свои атомы в круговорот техники.

И какие картины, фрески, какая утварь и мебель достались нам от Древнего Рима? Те, которые вулкан Везувий сохранил для нас бережно, засыпав стерилизованным пеплом городок Помпеи.

Но база Ингрид-Фьорд избежала общей участи. Катастрофа вывела ее из круговорота вещей. Время как бы замерло там, пропустило шаг. Но вдруг открылись ворота прошлого. Историки третьего тысячелетия получили возможность выйти во второе.

Произошло все это, когда после долгой спячки Антарктида вошла наконец в хозяйственный круговорот планеты: стала поставщиком пресной воды для пустынь обоих полушарии. Громадный материк, дремавший столько лет под ледяным одеялом, проснулся от звона молодых голосов. Стенками пара встали гейзерные столбы над атомными пилами. Застучали, засвистели, захлюпали машины, обрезающие, выравнивающие, закругляющие кромки ледяных глыб. Глыбы эти, превращенные в айсберги, поплыли на буксире к берегам Африки, Аравии, Австралии… Ожили вековые льды, поползли, трескаясь по каменным ложам фьордов. И один из ледников, расколовшись, обнажил в зелено-голубом изломе черную дыру — вход в забытую подземную базу Ингрид-Фьорд.

С любопытством и трепетом вступили археологи в прошлое. Зигзагообразный, высеченный в скале, обросший мохнатым инеем ход. Над углами — ниши, в каждой так называемый «пулемет» — небольшая машинка для массового убийства, выпускающая сотни кусочков металла («пуль») в минуту со скоростью докосмической, но достаточной, чтобы пронзить тело человека насквозь. Каждый отрезок зигзага обстреливали два пулемета. Один встречал огнем наступающих, другой — поливал прорвавшихся --">