Евгений Хаг - Рассказы

Евгений ХАГ

БЕГИ, УРОД!

Почти каждый день ближе к вечеру я выбираюсь из своего укрытия в Черном лесу и крадусь к деревне.

Тут я присмотрел одно большое дерево, в пышной кроне которого меня совсем не видно. Только надо затаиться, сидеть тихо-тихо. Это мой наблюдательный пункт.

Но нет, ничего плохого я не собираюсь делать. Я прихожу СМОТРЕТЬ.

Там, в лесу ХОЛОДНО и ОДИНОКО.

Но если меня заметят — надо бежать. Иначе — будет очень больно. Ведь я — ЧУЖОЙ.

Мама, когда была еще жива, говорила, чтобы я никогда не ходил к ним. Потому, что они ненавидят нас, уродов. Но мамы давно нет, ее убили, как и всех других наших. Уже пять лет не встречал я — даже в лесу — подобного себе.

Странно, но я их совсем не осуждаю. Я их БОЮСЬ.

И все же очень часто прихожу сюда, чтобы смотреть на них.

Больше всего я люблю наблюдать за играми их детей. Они радуются. Они плачут. Мы тоже так играли… Но если мы умеем так играть, ПОЧЕМУ они нас не любят?!

Я смотрю. И завидую им.

Потому что они — нормальные. Не такие уроды, как я. И потому, что им никогда не бывает так одиноко.

Мне больно и очень грустно. Хочется плакать. И я буду плакать, когда вернусь в свое логово. И ждать следующего дня, чтобы снова вернуться сюда — и СМОТРЕТЬ. Только СМОТРЕТЬ…

Я хочу быть среди них. Быть таким же, как они. Я ненавижу свое уродство. Я хочу ИГРАТЬ!

…Дети играют. О, какие они красивые! Они — ПРАВИЛЬНЫЕ.

Им весело. Мне тоже хочется вот так — весело??

Но нет… Каждый раз я отгоняю эту мысль. Но желания сильнее меня.

…А может попробовать? Вдруг они все-таки не испугаются… И простят мне мое уродство. Ну что вам стоит! Это же только тело! А внутри я другой… хороший. Как вы!

Мои желания тянут меня. Я спускаюсь с дерева. Очень осторожно. Делаю шаг, другой. Страшно. Ух, даже в ногах немного дрожит и в животе что-то давит…

Делаю глубокий вдох и выхожу из-за кустов.

Тишина.

Они молчат. Смотрят на меня большими красными глазами без ресниц. Это правильные глаза. А у меня не правильные.

Я тоже молчу. Хочу сказать: Не бойтесь меня. Я не сделаю вам плохо. Просто давайте играть вместе!..

Но язык не повинуется мне. И я молчу, все тело мое молчит.

…Крик (или рев) врывается в меня и рвет на части — это один из малышей заплакал.

Мой язык! Я должен что-то сказать!..

Молчу.

Все, сейчас появятся взрослые. Они убьют меня. Беги! Беги скорее, урод!..

Но странное чувство держит меня на месте. Нет, не страх. НАДЕЖДА.

Из домов на плач ребенка выбегают взрослые. В их глазах — УЖАС. В их глазах — ОТВРАЩЕНИЕ. Одна женщина отвернулась. Кажется ее стошнило. Неужели я настолько отвратителен?

Мужчины замерли в нерешительности. Но вот один из них лязгнул клыками, на синих губах выступила зеленая пена.

И я понял…

Я побежал. Не оглядываясь.

Я слышу рев и хрипы за спиной. Быстрей!

Их много. Один… два… пять… десять!

Я слышу их крики:

«Держи урода!»

«Лови выродка!»

«Не уйдешь, гнида!»

Но я быстро бегаю. Им не догнать.

И все-таки я знаю: когда-нибудь они меня поймают. И убьют.

Потому что я — ЧЕЛОВЕК. Возможно, последний человек на Земле.

Беги, урод! Беги, и никогда не останавливайся!

Ты — ЧУЖОЙ в этом мире.

БЕГИ!

ДЕРЕВЕНСКИЙ ДЕКАДАНС

Антиутопия

…Как только поп прочитал 17-ю статью Конституции СССР и завершил панихиду — его грохнули и закапывать потащили. Затем прибили еще семь человек. Потом еще четыре. И еще двоих.

Когда Павнутий Ираклиевич сказал: «Как гуманный человек я не могу этого допустить», — прирезали и Пафнутия Ираклиевича. И для ровного счета придушили пятерых.

Изнасиловали корову Маньку. Отрубили козлу Еревану то, чем он козлят клепал. Кристофер — кот — за тунеядство лишился хвоста.

Дворник Махмуд побежал в сельсовет, а у него тем временем четыре метлы «увели».

Махмуд удавился в собственном сортире, построенном по проекту Растрелли еще в 11 году, и висел там, пока не протух.

А Гришка-тракторист по договорной цене берданку достал, да еще на птицеферме всех кур (восемь штук) передавил, а заодно и обслуживающий персонал (частично).

…Чудом спасся дед Пахом, принятый Гришкой за мародера.

Старый кулак Пахом уползал в дыру забора с мешком яиц и петухом Кирюшей. Выстрел, незаконно произведенный Гришкой-трактористом, сделал переворот в мировоззрении деда Пахома, поверившего, что коммунизм бродит где-то --">