Роберт Уралович Ибатуллин - Демаскировка

прекратилось.

В дверь просунулась смущённая физиономия гостиничного слуги.

— К вам дама, сударь. Из благородных…

Севенна?! Господи, неужели? Гренцлин уже перестал надеяться увидеть её. Он задвинул ногой горшок под кровать, пригладил грязные поредевшие волосы, натянул на грудь одеяло.

— Проси!

Да, Севенна. Она вошла, еле протиснув юбки в узкую дверь, в дорожном замшевом казакине и шляпке с остро заломленным пером. Что-то в ней неуловимо изменилось. В улыбке, взгляде, румянце на щеках будто стало больше юности, в движениях — больше свободы… но духи всё так же пахли мятой, и всё так же выбивался из-под шляпки непокорный локон. Это была она, всё такая же нежная, прекрасная, недоступная… Увидев Гренцлина, Севенна не смогла сдержаться — на миг её лицо исказилось ужасом и жалостью. Но она заставила себя приветливо улыбнуться.

— Рада вас видеть, господин Гренцлин. Но как жаль, что при таких обстоятельствах!

— Ваша милость…

— Умоляю, молчите, если вам трудно говорить. Я пришла выразить благодарность и величайшую признательность… — Она приложила унизанную перстнями руку к своему сердцу. — Господин Гренцлин, я обязана вам всем. Я знаю, что вы пожертвовали жизнью, чтобы вернуть мне память. Я чувствую себя безмерно виноватой. Я не заслужила такой жертвы с вашей стороны. Я не знаю, чем смогу вас отблагодарить.

У Гренцлина потекли слёзы. Счастье. Острейшее счастье, равного которому он не испытывал никогда в жизни. Видеть её, слышать от неё такие слова… Он даже не мечтал о таком, даже не смел мечтать. Он хотел сказать, что её благодарность и есть высшая награда, что теперь он умрёт счастливым, но горло сдавил спазм…

— Знаете, мои родители были против, — продолжала Севенна. — Из-за детей. Ведь я теперь не смогу их иметь. Поэтому я колебалась. Но господин барон так настаивал… и я решила, что правильнее будет поступить по воле мужа. Ведь я была такой безвольной, такой пустой, безо всяких собственных побуждений… Вспоминаю себя тогдашнюю и ужасаюсь: как я жила? Будто какая-то пелена затягивала ум… Я тогда согласилась только чтобы угодить господину барону. Но не сомневайтесь, я и сейчас поступила бы так же. Я ни о чём не жалею. Да, я кое-что потеряла. Зато нашла себя. Вновь стала сама собой.

Севенна расстегнула бисерную пуговку манжеты.

— Помните?

Гренцлин кивнул. Слёзы так и текли по его изуродованному лицу.

Севенна поддёрнула рукав, обнажая руку до локтя, и подала ему.

— Потрогайте.

Он прикоснулся к нежной тёплой плоти чуть ниже локтевого сгиба и осторожно надавил. Сквозь мякоть слабых мускулов его палец упёрся в металл. Локтевое сочленение. Гидравлический плунжер.

— Они считали из мозга вторую часть моей памяти, — сказала Севенна, застегивая манжету. — Соединили обе части и записали сюда. — Она показала на свою грудь. — И теперь я помню всю свою жизнь. Теперь у меня есть детство. Да, я стала машиной, но клянусь, во мне сейчас больше человеческого, чем тогда. И всё это благодаря вам, господин Гренцлин. Всё благодаря тому, что вы пожертвовали собой.

Севенна наклонилась над ним, овеяв запахом мяты и дождя, закрыла глаза и коснулась его пересохших губ своими губами.

Люди и механизмы, живое и мёртвое, прошлое, будущее… всё стёрлось, всё стало пустыми словами, всё потеряло значение.

Севенна выпрямилась. Взгляд её затенённых ресницами голубых глаз стал значительнее, таинственнее.

— Я не могу вернуть вам здоровье, господин Гренцлин. Но я хочу скрасить ваши дни. Кто знает, сколько их ещё будет. Сделать вас хоть немного счастливее. — Она обернулась к двери и повелительно крикнула: — Венетта, войди!

И в комнату вошла вторая Севенна.

Точно такая же, но одетая в грубое саржевое платье служанки, чепец и деревянные башмаки. Её глаза были пусты. Они остановились на Гренцлине, и во взгляде не появилось ни страха, ни отвращения — будто копия Севенны не имела понятия о том, каким должно быть правильное человеческое лицо.

— Я назвала её Венеттой, — пояснила первая Севенна. — Это уменьшительное, меня так называли в детстве. Надо же было как-то отличать её от меня. Но вы можете называть её Севенной, если хотите… Венетта! Это Гренцлин — твой новый господин. — (Копия с безразличным видом поклонилась ему). — Ты должна служить ему и исполнять все его желания. — Она смущённо обратилась к Гренцлину: — У вас, наверное, уже немного осталось желаний… но она сможет за --">