Анатолий Анатольевич Махавкин - К свету

осознания, в какую он обратился мерзость за последние годы. А если вспомнить прошлое, то станет совсем невесело.

Во мне ещё сохранилось то сказочное ощущение свободы и крыльев за спиной, требующих немедленного полёта. Тогда мы, все трое, стояли на крыше мэрии и красное знамя трепетало, точно пламень самой души. Это был тот самый огонь, которым Данко освещал дорогу людям, выводя их из тёмной чащи. Мы обнимались, целовались и не помнилось мига слаще и торжественней. Воспоминание об этой минуте я пронёс через долгие годы испытаний, бережно согревая, когда холод разочарований подступал совсем близко и оно хранило меня в чёрные годины сокрушительных бед.

Леонид утратил тот, дальний свет и его место занял жуткий паук, напоминающий хищного осьминога.

— Ладно, извини, — Леонид помотал головой, — Надеюсь наша старая дружба не заденет твоего статуса. Пару раз видел, как тебя крутили по сетевому. Что там Ленка? Прости, не следил за твоей семьёй.

— Умерла, — почти спокойно ответил я. Боль ушла, впиталась в песок памяти, оставив едва заметные пятна мрака, — Если помнишь, она работала медиком и когда из Афганистана попёрла Чёрная смерть, отправилась в один из передвижных лазаретов под Душанбе. Басмачи сожгли всех их заживо. Тогда там было очень тяжело.

Как и везде.

— Ты так спокойно…Впрочем, сколько прошло? Лет пятнадцать? — а ведь было время, когда Лёня пытался ухаживать за Леной. Но она предпочла меня, — У вас вроде сын? По твоим стопам, наверное. Пошёл?

— Угу, — судя по всему, собеседник довольно давно покидал свой тесный мирок. Впрочем, что ему до судьбы старого товарища, ставшего адептом чуждой религии, — Его убили, когда мы зачищали схроны бандеровцев в Новороссии. Доверились не тому человеку, а он завёл отряд в засаду.

— Намекаешь на моё предательство? — Леонид вскинулся и тут же опал. Вообще-то я просто вспоминал, но, как говорится: на воре и шапка горит, — А знаешь, как тяжело, когда ты смотришь на этих заграничных мудаков и понимаешь, что они проживут в роскоши ещё сотню лет, а я к тому времени сгнию в земле? А я ведь достоин жить не меньше, чем они! А потом приходит человек и предлагает операцию, причём совершенно бесплатно. За одну небольшую услугу…

Ага. А потом, ещё одну. И ещё. А потом — совсем не незначительную. Два крупных патента на торовые электростанции, просроченный контракт на Т-112 и ещё, ещё…А мальчики из отдела пытаются увязать дела, подозревая, то — халатность, то — некомпетентность и у них никак не связывается воедино. И лишь, когда ты понимаешь, что имеешь дело с шпионской группой, получается сложить пасьянс и ужаснуться масштабам предательства.

На лицах бойцов проступило нечто, напоминающее омерзение. Ну что же, я могу их понять. Чудотворцам из совета образования удалось-таки совершить невозможное, вырастив новое поколение со своими ценностями, в которых деньги и роскошь занимают самые нижние строки и никогда не принимаются во внимание. Поэтому иностранная резидентура и роет, в основном, в нашей, стариковской среде. Печально, но факт: среди предателей больше всего тех, кто стоял у истоков создания Союза. Уж мне это хорошо известно.

— Что со мной теперь будет? — глухо спросил Леонид и вдруг резко вскинул ладони к голове, — Господи!

— Ты и сам понимаешь, — я пожал плечами, — Показательный суд. Знаешь, что меня иногда самого поражает? Ведь все эти суды — не демонстрация грязного белья и не запугивание, а просто прямое следование требованиям закона. Я мог бы попросить о снисхождении для такого заслуженного ветерана, — Леонид поднял взгляд, полный надежды, — Но не стану. Прости, но я считаю тебя злом, а зло должно быть наказано. Если мы начнём делать исключения, то и глазом не успеем моргнуть, как вновь окажемся в прошлом.

— Праведники, ети вашу мать! — зубной скрип, вероятно, вполне можно было различить и за дверью, — А что с Антохой? Тоже под суд? Он же — ни сном, ни духом!

— Мы знаем. Я лично проверял. За то, что не втянул сына в это дерьмо, тебе — огромное спасибо. Специалисты такого уровня на дороге не валяются. А что с папашей не повезло, так у нас сын за отца не отвечает. Тут ты не переживай.

— Так что, публичное позорище?

Некоторое время мы молчали. Потом я размял пальцы и наклонившись вперёд, вполголоса сказал:

— Генерал Боровик предпочёл застрелиться. Кажется, он оказал некую помощь следствию, поэтому на суде его фамилия упоминалась лишь --">