Анатолий Анатольевич Махавкин - К свету

профессия считается одной из самых престижных, сразу после космонавтов и операторов сельхозтехники.

— Кононов, Леонид Георгиевич, — звенящим голосом сказал Костя и сидящий в кресле поднял голову, позволив разглядеть лицо, — Вы обвиняетесь в государственной измене. Сегодня, пятого декабря две тысячи сорок седьмого года, в присутствии свидетелей, я, работник Комитета Государственной Безопасности, от имени Союза Советских Социалистических Республик, объявляю Вас задержанным. Степень вашей вины определит следствие и суд. Встать!

— Константин Николаевич, — продолжая держать руки в карманах плаща, я подошёл ближе, рассматривая бывшего приятеля, — Поскольку официальная часть зафиксирована и теперь ни один адвокат не сумеет придраться, позвольте мне побеседовать с задержанным.

Девочка-медик, отступившая было к камину, где танцующие языки пламени очертили фигурку гимнастки, недоуменно уставилась на меня. Потом прищурилась, видимо — узнала. Эти распроклятые программы, так любимые центральными сетевыми и их аудиторией — молодыми балбесами-романтиками. «Герои Союза — наши герои», так они, кажется, называются. Терпеть не могу бренчать наградами, как некоторые знакомые, но всё равно узнают.

— Вениамин Семёнович, — Костя был предельно корректен, как всегда в присутствии посторонних, что совсем не мешало засранцу именовать меня мастодонтом во время застолий и консультаций, — Ситуация и без того весьма щекотливая. Натан Максимович предупреждал…

— Твой шеф — такой же старый маразматик, как и я, поэтому нам обоим простительны некоторые глупости, — оба бойца синхронно хрюкнули, но глаз с задержанного не спустили, — Ты вот что, сходи к Егору, узнай, как долго он ещё собирается насиловать местную антенну, а потом оба возвращайтесь.

— Вы ничего не опасаетесь? — Тихий смешок донёсся из кресла, — Нет, ну модификации у пауков бывают разные…

— В этом нет ничего, кроме дополнительного блока контроля, — почти весело откликнулась девушка, — Я уже успела полностью подавить сигнал, так что задержанный абсолютно адекватен.

Леонид пристально уставился на неё своими странными серо-зелёными глазами и по гладкой коже лица словно пошла мелкая рябь, нарушившая покой спящего океана. А ты как хотел, Лёнчик-наводчик? Бойся Данайцев и дары приносящих.

— Да, и подайте старику какой-нибудь табурет, — Константин вопросительно уставился на меня, но ситуация разрешилась без его вмешательства: девушка-медик подала мне обитую кожей скамеечку, до этого гревшую бока у стенки камина, — Вот и славно. Спасибо тебе, милая.

Я сел спиной к очагу, ощущая, как волны жара поглощают меня, вынуждая старые кости скрипеть и постанывать. В приливах света лицо Леонида казалось необычайно молодым и лишённым всяких эмоций. Впрочем, так оно и было: церебральный паук делал всех носителей похожими друг на друга, лишая их возраста и индивидуальности.

Мы помолчали, потом Леонид, видимо не выдержав моего взгляда, потупился и начал опускать ноги на пол. Провёл ладонью по ёжику седых волос и глухо крякнул. Я продолжал молчать.

— Тебя-то на кой принесло, — тихо пробормотал задержанный, — Не мог одних своих псов прислать? Захотелось лично поучаствовать? Насладиться унижением?

Э-эх, как его прихватило!

— Вообще-то, ты не в том положении, чтобы сравнивать сотрудников госбезопасности с псами, — сухо заметил я и выпрямил ноги, пережидая ноющую боль, — И они — не мои подчинённые: я — давным-давно в отставке.

Тут присутствовал некоторый подвох, но я не намеревался открывать все карты. Именно нас, стариков, часто выдёргивали, если предполагали, что дело касается шпионажа. С моей точки зрения, молодёжи сильно недоставало определённой подозрительности ко всем и вся. Замечательное качество доверчивость, если ты — обычный коммунар, но при работе в Конторе…Впрочем, время покажет.

— Тогда зачем? — Леонид поёжился, словно его коснулся порыв ледяного ветра.

— Повидать старого друга, — кода я летел сюда у меня ещё теплилась надежда на это. Теперь все сомнения отпали, — Кажется, его больше нет.

— Собираешься читать нотации? — кривая ухмылка перекосила гладкую физиономию, разом превратив её в ужасный оскал глубокого старика, — Будешь пытаться спасти заблудшую овцу? Вернуть в лоно коммунистической церкви потерянную душу? Тошнит от вас, чёртовы праведники!

Думаю, тошнит его вовсе не от нас, а от --">