Marjorie Bowen - Складные двери

вели в личные покои Гортензии, и через них, черным ходом через сад, они должны были сбежать сегодня ночью. Он подошел и уже собирался постучать, когда одна створка резко распахнулась у него перед носом, и оттуда вышел мужчина.

Это был гражданин Дюросой, муж Гортензии. Господин де Жорес отступил назад; он увидел, что в комнате за откидными дверями было темно, но близко, где проникал свет, он заметил складку мягкого атласа с жемчужной каймой и пустую белую туфлю, мягко закругленную в форме ступни, лежащую боком, как будто ее только что сняли. Значит, он знал, что Гортензия была там и ждала его. Он выпрямился, чтобы встретить неожиданное вмешательство.

Он был совершенно спокоен, когда Дуросой закрыл двери.

- Ваша комната наверху очень близко, — сказал он, — и я полагаю, что я не в праздничном настроении — здесь приятно прохладно.

- Круто! — повторил депутат Лиона. - Мне кажется, здесь холодно, — засмеялся он. - Возможно, это пение Маргариты, которое так плохо действует на нервы, потому что у моей жены болит голова, и она должна лечь в темноте.

Месье де Жорес улыбнулся. Он испытывал такое презрение к этому человеку, что это совершенно успокоило его. Помощник шерифа был бедным провинциальным адвокатом, к которому покойный де Жорес был добр. Он сделал вид, что вспомнил об этом сейчас, и был тепло дружелюбен, даже покровительственно, к сыну своего старого покровителя. Аристократ ненавидел его за это вдвойне, презирал за то, что в его душе, казалось, никогда не пробуждалось эхо этой ненависти; ибо манеры депутата были почти знакомы господину де Жоресу. Он был тихим и скромным со всеми.

"Я надеюсь, что моя жена не слишком деликатна", — сказал он с беспокойством. "В последнее время я думал, что у нее было плохое здоровье".

"Я этого не заметил", — ответил другой.

Он уселся на полосатую кушетку и небрежно посмотрел на камин, где горел бледный огонь. Помощник шерифа подошел к камину и остановился, глядя на своего гостя с дружелюбной улыбкой. Он был худощавым мужчиной, темноволосым и хорошо выглядевшим, но обычной внешности. На нем был серый суконный сюртук с черным поясом под мышками и белые бриджи. Это платье и жесткие, длинные непослушные локоны, спадавшие на расшитый золотом воротник, придавали ему вид анархии и дикости, не соответствовавшие его приятному лицу.

Он так долго стоял, улыбаясь господину де Жоресу, что дворянина охватило нетерпение. Он взглянул на часы с маятником на каминной полке и задался вопросом, как долго этот дурак пробудет здесь.

"Прискорбно, что вы и ваше Благородие должны отсутствовать одновременно", — заметил он. У него все еще был тон аристократа, когда он разговаривал с Дуросоем.

Помощник шерифа протянул правую руку.

"Я порезал палец фруктовым ножом, — ответил он, — и спустился к Гортензии, чтобы перевязать его; но она, казалось, так хотела побыть одна, что мне не хотелось давить на нее; у нее так болела голова, сказала она".

На его руке был намотан носовой платок, и он начал разматывать его, пока говорил. "Теперь, когда вы здесь, — добавил он, — возможно, вы могли бы помочь мне перевязать ее; она действительно ужасно кровоточит". г-

н де Жорес медленно поднялся. Он позволил своему взгляду на мгновение задержаться на складных дверях. Как будто он мог видеть Гортензию, стоящую с другой стороны в темноте, прислушивающуюся, ожидающую, когда ее муж уйдет.

Дуросой поднял голую руку. На указательном пальце был глубокий порез, кровь стекала по ладони и пачкала тесную муслиновую оборку на запястье.

"Тяжелая рана для серебряного ножа", — заметил мсье де Жорес, беря его за запястье.

"Стальной нож, — сказал помощник шерифа, — сталь, острая, как Гильотина, — видите, друг мой, — и он улыбнулся, — что получается, когда пытаешься разрезать персик стальным ножом".

Месье де Жорес медленно разорвал свой собственный носовой платок на полоски и тщательно перевязал рану. Все это время он размышлял, не задержал ли Гортензию неожиданный визит мужа; не решилась ли она переодеться до того, как он наконец вернется к их гостям. Судя по белой туфле, которую он увидел сквозь складные двери, он подумал, что она так и сделала.

"Спасибо, Камилла", — сказал помощник шерифа. У него была привычка использовать

--">