Marjorie Bowen - Складные двери

вину.

Движимые взаимной симпатией, ужасом от того, что они ежедневно видели вокруг, желанием искупить свое молчаливое согласие на свержение их порядка, искупить, рискуя смертью, жизни, на спасение которых они никогда не должны были соглашаться, они были зачинщиками одного из многих отчаянных заговоров против правительства, целью которого было спасти австрийскую королеву от Храма и окончательной гильотины.

Сегодня ночью интрига, разработанная с мастерством и секретностью и материально подкрепленная знаниями, которые Гортензия смогла получить благодаря положению своего мужа, должна была быть приведена в исполнение, и они должны были либо бежать через границу со спасенной королевой, либо расстаться с жизнью вместе, как аристократы, на эшафоте.

Г-н де Жорес, стоя на пороге этой опасности, почувствовал то холодное оцепенение всех способностей, которое заполняет эту паузу ожидания перед тем, как броситься в великие дела. Он не испытывал ни восторга, ни отчаяния, но испытывал странное чувство, что время остановилось или никогда не останавливалось, и что все события, которые так угнетали его мозг, были всего лишь картинами, которые должны были рассеяться и, наконец, открыть реальность.

Снова заиграла танцевальная музыка; шумная музыка Людей, с ее отчетливыми взлетами и падениями. Они с Гортензией присутствовали в опере в тот вечер, когда играли Ричарда Львиное сердце, и публика поднялась в неистовом восторге при звуках "О Ричард, о мой король".

Он вспомнил королеву с детьми, почитаемую и очень величественную, и Гортензию с напудренными волосами и обручем, украшенным розами; затем он подумал о несчастной пленнице в Храме и изможденной женщине в греческом платье с заколкой в распущенных волосах, ожидающей его внизу за складными дверями.

Расхаживая взад и вперед, глядя то на холодную улицу и холодную ночь, то на собственное отражение в стекле, внутренняя мука неизвестности, сожаления, раскаяния прорвалась сквозь ошеломленный контроль над его переполнявшими страстями. Он издал тихий звук, захваченный вихрем неслышимой танцевальной музыки, и отступил боком к сверкающей белой стене, инстинктивно прижав руку к сердцу.

В следующую секунду он овладел собой и дико удивился, что вызвало у него этот внезапный приступ ужаса, ужаса, превосходящего страх смерти или любое другое определение, ужасного, отвратительного. Он прислушался, как люди прислушиваются в великом страхе, и услышал то, что показалось странным коротким криком, похожим на эхо его собственного, которое поднялось над ритмом танца. Он подумал, что звук доносится с улицы, и тихонько приоткрыл окно.

Все было тихо, но вдалеке, там, где лунный свет падал между двумя домами, трое республиканских солдат тащили за собой мужчину, а девушка в голубом платье следовала за ними, заламывая руки.

Секунда, и маленькая группа скрылась из виду. Г-н де Жорес закрыл окно, чувствуя странное облегчение оттого, что его волнение было вызвано такой обычной вещью, как крик бедного существа, следовавшего за подозреваемым в аббатство. Должно быть, он бессознательно слышал ее крик раньше, и это вызвало у него ощущение ужаса.

Танцевальная музыка стала тише; часы пробили полчаса, и Камилла де Жорес спустилась в салон на следующем этаже.

Он вошел тихо, но в то же время уверенный, что его не прервут и не заметят.

Комната была большой, с большими окнами, выходящими на улицу. Когда-то он был расписан цветами, пастухами, спящими со своими стадами, и нимфами, сидящими у фонтанов, но недавно республиканец, ненавидевший эти остатки аристократии, выкрасил его в белый цвет от пола до потолка. Белый, с жесткими венками классического лавра, свечи в простых канделябрах, затененных шелком мертвого оттенка, прямые серые занавески на окнах и очень мало мебели, чтобы загромождать полированный пол, и эта маленькая, простая, с голыми ногами, состоящая из кушетки греческой формы, покрытой полосатой парчой, на которой любили возлежать дамы, одетые по моде первого года свободы.

Холодная, голая комната, с мерцанием затененного света, похожего на лунное сияние, и без цвета, без блеска, без яркости. Стена, обращенная к окну, была почти полностью занята высокими белыми складными дверями с хрустальными ручками. Взгляд господина де Жореса сразу упал на них; они

--">