Михкель Ното - Профессии

Где-то в недалёком будущем перед Катастрофой.

Усталый человек сидит за казённым столом из спрессованных опилок. Знаете, такие столы очень неплохо смотрятся на фотографиях в мебельных каталогах и в первый день покупки, но время не оставляет от этой иллюзии и следа. Огромное плохо освещаемое помещение просто наполнено такими столами, и к каждому из них стоит очередь.

Однако вернёмся к человеку.

Он практически лыс, на узколобом, иссохшем лице неожиданно выдаются упитанные розоватые щёки и сильно опухшие хмельные глаза. Хорошая осанка и поджарая фигура выдают бывшего военного. А может и не бывшего, но одежда на нём вполне гражданская – белая рубашка в полоску и неброский серый костюм, на аккуратно приколотом бейдже написано: Гилберт Хилл, распределяющий. Рядом стоят Том Андерсон и Патрик Джонс – охрана.

- Следующий!

К столу воробьиной походкой идёт невысокий, болезненного вида человек с тощей шеей.

- Имя?

- Роберт Морган.

- Семейное положение?

- В разводе, детей нет.

- Профессия?

- Бухгалтер.

Человек за столом недовольно морщится и слегка отодвигает от себя документы Моргана.

- Чем-то ещё занимаетесь?

- Я сразу после колледжа пошел работать, и вот уже семнадцать лет…

- Извините, но мы вынуждены отказать вам в Бункере.

- Но почему? У меня высшее образование, огромный опыт работы, никаких судимостей или серьёзных болезней…

Гилберт Хилл жестом останавливает бухгалтера.

- Вы что, рассчитываете занять место на основании умения считать и обходить налоговую? После Катастрофы не будет ни компаний, ни фирм, ни даже магазинов. Настанут самые тяжелые времена для выживших, и человеческому роду не понадобятся кабинетные крысы.

Роберт Морган уходит, он сотрясается в рыданиях.

- Следующий!

Возникает хмурый, хлыщеватого вида парень.

- Имя?

- Дон Джой.

- Семейное положение?

- Не состою в официальном браке.

- Профессия?

- Художник, ещё подрабатываю оформителем витрин и делаю декорации для театра.

Человек за столом едва не разразился потоком ругани и едко выразил всё, что он думает о художниках.

- Следующий!

Плавным шагом к столу приблизился плотный, широкогрудый человек в коричневом костюме-тройке. В паучьих пальцах он по-хозяйски держал стопку разных бумаг и журналов.

- Имя?

- Теодор Уэйн Палмер.

- Семейное положение?

- Женат, двое детей.

- Совершеннолетних?

- Нет, старшему только четырнадцать.

- Профессия?

- Я доктор философии, преподаю в университете антропологию. Пожалуйста, можете ознакомиться с моими публикациями и…

- Преподаватель! Учёный! Этого ещё нам не хватало! Какую полезную работу вы будете выполнять в Бункере? А потом?

- Но мои исследования!

- Кому они понадобятся?

- Сохранение знаний!

- О чём – о различных церемониях принятия пищи? Когда бабахнет, нам будет не до церемоний.

- А как же мои дети?

Гилберт Хилл вздохнул. Всё-таки надо этот вопрос обойти помягче, а то того гляди Андерсону и Джонсу придётся разобраться с этим мистером. Вон он как покраснел и навалился на стол.

- Если ваша супруга пройдёт, то и дети будут вместе с ней. В вашем же случае я, кхм, вынужден дать отказ.

Палмер стал угрожающе багрового цвета, но благоразумно отошел в сторону – тем более что он увидел своего коллегу, некоего Фредерика Бирна. Тот околачивался рядом с выходом, отлавливал любого мало-мальски знакомого человека и задавал самый важный и понятный всем вопрос – «Ну?».

- Ну?

- Пролетел. Даже смотреть не стали.

- Я же тебе говорил! Всех завернули – Брукса, Купера, Фостера. Астрономы им не нужны, биологи, психологи. Без шансов.

- Знал бы, что так будет – стал бы инженером. Или строителем. Их наверняка берут.

- Или врачом, - странным тоном протянул Бирн, - строителей тоже не берут.

Палмер проследил за взглядом Бирна.

- Кто это?

- Помнишь, мне два года тому назад делали операцию на сердце? Это тот хирург.

И четыре внимательных глаза