Алексей Витальевич Мекка - Пустота

class="book">Погружаюсь в это отражение, обрамленное снежной коркой, и сам не замечаю, как уже бреду по заснеженной долине. Снег поглощает меня без остатка. В этом голодном рту исчезают мои ноги. Вязнут в белоснежной толщи, не в силах нащупать твёрдую почку, пока руки цепляются за редкие обмороженные ветви местных кустарников.

Вокруг пустота. Абсолютно белая. Столь жутка. Бескрайняя. Подобная космосу или раю, а быть может и аду, который так холоден и близок.

Грустный вой ветра напоминает о чем-то потерянном. Забытом на скамейке в парке неподалеку от центрального вокзала. Это «что-то» маячит где-то впереди. Скрытое обильным снегопадом – его пушистыми воздушными хлопьями и грузными когтистыми лапами редких елей, до которых мне повезло добраться. Оно веет нашей встречей.

Нашей с Марком.

Он пригласил меня сюда.

Пригласил в эту обитель, где никто бы не услышал моих криков.

А я кричал.

Так громко, что порой и сам переставал себя слышать.

Ему это нравилось. Извращенное желание продолжать мучить меня. Приносило наслаждение.

Избивать, медленно отрезая кусочки. Насиловать и снова резать, пока это не становилось веселой игрой.

Пока мне не начинало это нравиться.

Так хочется спать.

Лечь под одно из этих могучих деревьев и закрыть глаза, медленно сливаясь с холодным снегом. Становясь его плотью. Выражением его сущности, что поглотит меня, отдав в приют промерзшей земли.

Пульсирующие усики корневой системы впитают сок моего иссыхающего тела, и колючие ветви наполнятся энергией того, что было забыто.

Оленья голова тупо смотрит прямо в глаза. Безропотно и бестолково. Так смотрят таксидермические волки в музеях естествознания или испуганные дети, что толпятся в очередях. Разорванные жилы напоминают канделябры, украшенные кусками разодранной шкуры. Кровь давно застыла, не успев пропитать сухую кору мертвого дерева.

Что ты смотришь?

На ветвистых рогах скопились снежные шапки, а в черных глазах застыло мое отражение. Такое несуразное. Будто бы пропущенное через сотню световых фильтров и кривых зеркал. Перевернутое и плавно сливающееся с тонкими прожилками инея и красными подтеками, что спустились к носу и полуоткрытому рту.

Хочешь что-то сказать?

Молчит.

Он мне уже все сказал.

Шум больше не пугает. Это деревья шумят. Лишь деревья, что нависают над моей головой подобно жестоким великанам. Подобно исполинам, подпирающим небо. Смотрят на меня свысока. Считают ничтожеством. Я и есть ничтожество. Я блоха, потерявшаяся в степном краю – обители древних, которые слишком велики, чтобы меня заметить.

Небо так высоко и полно мелких кусочков льда. Оно сыпет мне на голову игольчатым дождем. Он режет кожу и оседает на ресницах, которые становятся тяжелыми. Подобными оленьей голове, которая тянется за мной, словно машинка на веревочке. Могучие рога зарываются в снег, а бурая короткая шерсть седеет от всепоглощающей белизны. Голова – мой друг. Мой лучший друг, который всегда будет рядом со мной. Марк тоже был моим другом. Близким другом.

Голова – отражение меня самого, ведь черные раскосые глаза видели куда больше, чем способно было познать тело.

Мои глаза не видели ничего.

Мое тело устало и измотано.

Мои жилы подобны заледеневшим канатам, которые трещат и лопаются, когда я подтягиваю голову и смотрю прямо в эти испуганные глаза. Испуганные, а от того мертвые. Страх застрял в ноздрях этого животного, а после покинул их через слезы пока нечто другое, нечто куда более сильное рвало его тело.

Кости я нашел за много километров от головы. Розовый снег успел сильно побледнеть, неумело скрывая чуть белесые косточки. Немного шкуры еще осталось на могучих сильных ребрах, но грудина была пуста, больше напоминая собой птичью клетку, которую давно покинули все птицы. Вырвались и улетели прочь, прихватив с собой все, чем жил этот зверь. Сердце, печень, почки, легкие. Все, что он мог слушать холодными одинокими ночами. Все, чем он мог дышать, удирая от погони. Все это лишь мясо, гниющее в брюхе чудовища, что бродит где-то рядом.

Мне хочется подобраться к нему поближе. Хочется взглянуть на него хотя бы одним глазком. Втянуть носом запах, который источает его натура.

Он

--">