Роман Дих - Артёмка (СИ)

  Здорово, коль не шутишь. А ты кто? Из города, ага, только вроде лицо знакомое. Ну ладно.

  Фольк... Чего, говоришь, собирать приехал? Сказки, поверья? А чего ко мне сразу-то? Наугад дом выбрал, значит... Ну заходи, гостем будешь, вина нальёшь - хозяином будешь. Вот, на кухню проходи.

  Ого, какая бутылка красивая - я такой сроду не видал! Как звать-то, кстати, а то не познакомились - меня вот дед Виталий кличут. А тебя Артёмом, значит...сейчас, погодь, только сала порежу нам на закусь, да огурчиков. Коньяк с огурцами не пьют, говоришь? Дык не рукавом же будем закусывать-то? Ну, за знакомство! Записать есть на чём, то что я тебе сейчас плести буду? Ишь, на телефон прямо - раньше магнитофоны были, а теперь в телефонах ваших всё есть, кроме телефона, хе-хе! До чего дошла наука - полетела в космос сука.

  Мягко первая пошла, зараза, не то что наша косорыловка, самогонка-то, да водка из сельпо - я так по старинке зову - сейчас какой-то там "маркет" частный, тоже городского одного магазин.

  Ну, теперь слушай, раз собираешь сказки, расскажу тебе не сказку, а то, что у нас тут лет с тридцать тому было, про тёзку твоего, Артём тоже звали. Включай свою хреновину на телефоне...

  * * *

  Вот, значит. Прошкины у нас жили в аккурат на окраине села, Любка была баба тихая, дом её был, от родителей достался, там липа ещё такая древняя у дома стоит. А мужик ей, Витька-то, шелопут и сволочь попался, хоть о покойниках плохо не говорят. А сын, как народился - Артёмом назвали.

  Прошкина-то Тёмку всю жизнь (да и какая у него жизнь-то была тут с детства, пока не пропал, так, надсмешка судьбы!) и дразнили "по пояс деревянный" да "Буратин" - ну то уж детишки прозвали, теликов-то насмотрелись, где Буратин этот деревянный скачет всё.

  А дразнились потому,что по деревне слухи шли похабные и дурные, будто мамка его, ну, Любка Прошкина, уж то ли в лес ходила да лешак её снасильничал, то ли... Срамно говорить-то, всякого наболтают... Будто мужик её, Витька покойный, да туда и дорога... Будто эта пьянь подзаборная сучок еловый себе раз привязал да Любку этим сучком-то пользовал, глумился, словом. Однако никто не был при том, свечку не держал, конечно. Наболтать всякой грязи и я тебе могу с три короба, сам знаешь - от дерева человечьих детей не бывает. А только всё, что рассказываю теперь - правда истинная была.

  Когда только он родился, говорят - ну, это медичка наша, она же и акушерка, если надо, рассказала подругам по секрету - а уж у баб какие секреты, сам знаешь... да я не ухожу в сторону, городской, ты чего?. Пришёл, попросил рассказать - дак слушай! Да не обижаюсь я, а только не перебивай.

  Значит, когда родился он - будто весь как корой покрытый, коростами такими - акушерка чуть не сронила его на пол. А сам молчит - она давай с него кожицу-то сдирать с переполоху, не знает что делать, а он как зареви, живой мол! Тельце-то его всё тёмное, говорила, и пахло от него, как от дерева когда кору дерёшь.

  Любка-то, мать, когда показали ей, да дух-то свежего дерева услыхала - чуть не ополоумела, белугой заревела, ей медичка всё нашатырный подносила тогда и капли успокоительные... Чего "короче"? Опять перебиваешь! Ну ладно, наливай давай, там есть у нас? Есть, ну...

  Папаня его, Витька, когда Любка вернулась домой с сыном, давай её бить смертным боем, сволота такая - уже и до него сплетни дошли! Потом из дома ушёл и запил пуще прежнего, всё у приезжих ошивался - нерусские у нас шабашили, школу на лето ремонтировали, ну и самогонку да водку жрали временами, не хуже наших, как бригадир ихний отлучится, в город там или куда. Короче, убили его - сам полез на одного шабашника, тот и ножом пырни возьми... Пьянка, пьянка всё. Сельсовет уж потом на похороны деньги выделил, схоронила Любка мужика своего, забулдыгу. Того, кто убил, посадили, а бригада съехала сразу, наши, деревенские, потом доделывали ихние объекты.

  И вот, Тёмку этого по селу нагишом-то не видел никто сызмальства - даже и по пояс. Малой был, так Любка, видать, его купала, да в

--">