Рудольф Штратц - Черные крылья: избранное

Нейендорпу
это не мешало поддерживать добрые отношения с соседом. Он часто приезжал к старику в
Кальк за советом в разных затруднительных
случаях.
Но не одни деловые надобности влекли
Нейендорпа в дом старика, с которым, при всем
его добродушии, было все же как-то не по себе.
8

Вольдемар Фрилинггаузен женился очень
немолодым, лет уж 45. Жена у него была болезненная и редко выходила из спальни. Тем
неразлучнее он был с своей единственной дочерью Кайей, хорошенькой белокурой девушкой. Ей было всего лет 18 и была она худенькая и высокая, как мальчишка. Молодому
Нейендорпу она понравилась, и они вскоре
начали все дольше и глубже заглядывать друг
другу в глаза.
Нейендорп еще не говорил с Кайей, но был
уверен, что, когда спросит ее, не услышит от нее
отказа, — и хотел прежде сделать формальное
предложение ее отцу.
Партия была, действительно, вполне подходящая; а к самому молодому претенденту
старик отнесся с самого же начала очень дружелюбно.
Таким образом, Нейендорпу не надо было
особенной храбрости, чтобы в один прекрасный день попросить у старика руки его дочери. Было это летом, в сенокос.
Энергичное лицо Фрилинггаузена — не то,
чтобы омрачилось, а как-то странно смягчилось и с каждым мгновением становилось все
участливее, растеряннее и грустнее. Потом он
долго-долго, тихо и скорбно качал головой, потупив глаза и беспомощно скрестив пальцы
рук. Когда он, наконец, поднял глава, в них стояли слезы.
Старик встал:
— Дорогой мой... я так и боялся, что это
может случиться...
— Боялись? Почему же?
9

— Потому что я не могу дать своего согласия...
Молодой человек тоже встал.
— Могу я узнать, по крайней мере, причину вашего отказа, барон? — сухо спросил он.
Но, к изумлению его, старик взял его за
руку, крепко пожал и сказал:
— Никого я так счастлив не был бы назвать своим сыном, как вас... Но это невозможно!..
— Почему же?
— Не все можно объяснить!
Нейендорп спокойно и сухо спросил:
— Это ваше последнее слово?
— Оно должно быть последним, дорогой
мой!
— Тогда... прощайте!
И он направился к двери. Фрилинггаузен,
глубоко взволнованный, сказал ему вслед:
— Я сделаю все, что в моей власти... быть
может, через полгода я буду иметь возможность иначе ответить вам...
Но Нейендорп почти не слушал. Как в чаду,
он сошел с лестницы, сел в экипаж. И вдруг
одна мысль, как молния, прорезала его сознание, — мысль, от которой у него кровь застыла
в жилах, лицо помертвело и руки судорожно
сжались.
Он скоро умрет, он обречен!.. Старик провидел своим вторым зрением, что он должен
скоро умереть... Оттого так любовно и грустно
звучал его отказ. Да, конечно, — есть предел самой горячей симпатии... Кандидату в раннюю
могилу дочери не отдают...
10

Старик прав, его не в чем упрекнуть.
Когда Нейендорп приехал домой и прошел
по своим одиноким комнатам, догадка выросла у него в душе в твердую уверенность, что
ему скоро придется проститься со всем, со всем,
что составляло его недолгую жизнь — в сущности, еще не успевшую и начаться. Разве в силах он будет расстаться навек с Кайей, с которой он привык связывать все мысли о будущем,
всю полноту и радость жизни?..
В безмерном отчаянии, подавленный сознанием неотвратимого рока, тяготевшего над
ним, Нейендорп сам не заметил, как поддался
власти болезненного любопытства. Как это произойдет? — напряженно думал он. — В каком
образе подкрадется к нему смерть?.. Когда и
где настигнет его?..
Мало-помалу он привык на все в жизни
смотреть под этим углом зрения, всегда и всюду чувствовать невидимое присутствие подстерегающего его врага. Смотрел ли он на рабочих,
подпиливающих огромное дерево, — он при
виде опускающегося на канатах ствола думал:
«Нет, не дам тебе свалиться мне на голову!» и
с злобным смехом отходил в сторону.
Попадалась ли ему среди дорожки парка
черная гадюка, которые во множестве водились
на его болотах, он думал: «Ага, тебе хочется
укусить меня в пятку!..» и в бешенстве убивал
палкой животное, просто лениво гревшееся на
солнце. Лошади ли плохо повинуются кучеру,
он с той же неотвязной мыслью: «Нет, вам не
удастся свернуть мне шею!» вскакивал, натягивал вожжи и останавливал лошадей. Купаясь,
11

он уплывал далеко в море и, глядя на заходящее солнце, в мятежном порыве подымал к нему руку и восклицал: «Ты хочешь меня утопить!
Но это тебе не удастся, я плаваю, --">