Валерий Иванович Елманов - Найти себя

наизусть выучил, не подкалываю.

— Меня с рождения к нему приохотили, — пояснил Федор, — так что я в своем выборе вовсе не виноват. Во-первых, назвали почти как одного из филатовских героев, ^[1] а во-вторых, вы, мой дражайший дядюшка, в своих бурных странствиях по шестнадцатому веку иной раз исполняли обязанности, весьма схожие со стрелецкими. Ну и куда, мне, бедному, деваться? Между прочим, я не только Филатова люблю. К примеру, Анненский мне по душе, Есенин, классики девятнадцатого века, а также Данте, Петрарка, Шекспир, Омар Хайям… Да и ваш вкус относительно Игоря Кобзева я весьма и весьма одобряю, а поэму о несчастной гибели Перуна чуть ли не всю назубок выучил с вашей подачи.

— И не с моей подачи, а чтобы преподавателей в шок ввести, — усмехнулся Константин и пояснил другу: — Он же не как мы, в простой школе, он в гимназии обучение проходил. А там в качестве эксперимента кучу предметов ввели, чтоб наглядно доказать свою элитность, в том числе и «Закон божий». ^[2]

— Он называется не…

— Да неважно, как называется, если суть та же самая, — отмахнулся Константин. — Так вот, им как-то задали выучить какое-нибудь стихотворение о боге, вере или религии, словом, на эту тему. Разумеется, подразумевали, что ученики обратятся к произведениям, прославляющим православие. А мой племяш…

— С подачи любимого дядюшки, — встрял Федор.

— А я и не отрицаю, — не стал спорить Константин. — Он прочел им отрывки из поэмы «Падение Перуна», а в ней мало того, что опускалось ниже городской канализации все христианство вместе с князем Владимиром заодно, так еще и прославлялись славянские боги. А так как это не стихотворение, а поэма, а мой племяш не поленился, выучив здоровенные куски, то весь урок преподавателю скрепя сердце пришлось выслушивать эдакое богохульство. К тому же читал Федя здорово — в драмкружке научили и соблюдению интонаций, и паузам, и прочему, — поэтому весь класс слушал затаив дыхание, бурно сочувствуя Перуну и негодуя на попов. Словом, суров, бродяга, — восхищенно заметил он, на что Федор отвесил учтивый, хоть и не без некоего шутовства поклон в сторону дяди, не преминув язвительно заметить:

— Это вам не «Маугли».

Константин в ответ лишь развел руками, не желая спорить и великодушно оставляя последнее слово за младшим, и повернулся к другу, заканчивая начатую мысль:

— А что касаемо полетов в неведомое, то суть, ты Валер, понял — закрыл я для себя вылет рейсов в этом аэропорту. Навсегда закрыл.

— А ведь тебе все равно придется заглянуть вглубь, — заметил Валерий.

— Зачем это? — насторожился Константин.

— А поискать того рабочего, который пропал, — пояснил его друг.

— Уж где-где, а там его точно нет, — буркнул Россошанский. — Да и опасно пока туда нырять. Ты только глянь, как оно искрит. Сейчас если туда забрести, не ровен час и вовсе не выйдешь — так прямиком и шагнешь куда-нибудь к Владимиру Красное Солнышко. Это в лучшем случае, — пояснил он. — А в худшем моего племяша послушай, он про тираннозавров и диплодоков побольше знает.

— Ну тебе-то опасаться нечего. — Валерий выразительно кивнул на красовавшийся на пальце друга золотой перстень с крупным красным камнем. — Он тебя отовсюду выручит.

— Может, и так, а может, и нет, — пожал плечами тот. — Волхва нет, заговоров я не знаю, а возможна ли зарядка перстня без них — неизвестно. Получается, что и мое возвращение под большущим вопросом. Будем надеяться, что тот хлопец, как рабочие и болтали, завис в ближайшей деревне у своей зазнобы.

— А если нет?

— В любом случае надо немного выждать, чтоб перестало искрить, тогда и попробовать подойти к камню. Видишь, вон там и вон… — Он, не договорив, застыл с вытянутой вперед рукой, устремленной в сторону тумана и… Миши, который уже забрел в этот туман по пояс.

— Назад! — истошно закричал он. — Назад, Мишка!

— По-моему, он не слышит, — встревоженно констатировал Валерий.

И действительно, мальчик в эти мгновения был настолько увлечен ловлей стрекозы, что навряд ли слышал или видел что-либо, тем более что неугомонное насекомое, по-прежнему игриво подмигивая своими черными пятнышками-зрачками на прозрачных крылышках, летела чуть впереди малыша, и тому казалось, что еще чуть-чуть, и все.

На некоторое время все растерялись, впав в оцепенение. Точнее, почти все. Кроме Федора. Племянник Константина тут же сорвался с места, ринувшись к Мише. Однако, --">