(Violetblackish) - Поручик Митенька Ржевский (СИ)

Одеяло было стеганным, подушек под головой насчитывалось аж семь, а медные шишечки-бомбошечки на столбиках изголовья сияли ярким светом. Из приоткрытого окна, рядом с которым стояла кровать, потягивало свежестью, а зелени было столько, что после выжженной степи резало глаза: явно средняя полоса. Но что самое потрясающее, было удивительно тихо: ни шума проезжающих машин, ни даже отдаленного гула далекого автобана. Только где-то вдалеке низко и настойчиво замычала корова и прожужжал мимо уха толстый ленивый полосатый шмель. Я проследил за насекомым взглядом до тех пор, пока он грузно не бзденькнулся о чисто вымытое стекло и не шлепнулся на подоконник. Я отправил его обратно в сад щелчком, пробормотал себе под нос вердикт: «Глухомань!» и обвел глазами просторную и залитую солнцем комнату. Но осмотреться как следует не успел, ибо мое внимание привлек громкий стук: большое, спелое и щедро надкусанное яблоко, упав откуда-то, покатилось по половицам и остановилось у изножья моего ложа. Я перевел глаза на то место, откуда оно прискакало, и увидел молодую, но при этом весьма дородную девицу, при виде которой на ум приходило не «девушка», а старорусское «девка». Без всяких там обидных подтекстов, а просто по факту. Была девка в красном сарафане и платке, из-под которого ей на грудь падали две толстенные русые косы. Еще она была босая и сладко сопела, развалившись в кресле. Однако стук яблока, выпавшего из руки, разбудил и ее. Она сладко потянулась, зевнула и почесала пониже спины. Потом, повозившись, устроилась заново поудобнее, очевидно решив подремать еще чуток. Но мой пристальный взгляд сделал свое дело — девка подскочила как ужаленная и уставилась на меня — пока я, как Афродита из пены, выпутывался из кружевных наволочек и пододеяльников. С минуту было тихо, а потом тишину сонного дома прорезал оглушительный крик:

— Ба-а-арин проснулся!!!

Девка соскочила с кресла и ломанулась к двери, сверкая грязными пятками. Затормозила в проеме, помешкала, повернулась и отвесила мне кинематографичный поклон в пол, подметя половицы длинными косами.

— Слава тебе господи, барин! А мы-то ужо думали… — и, не закончив, перекрестилась на образ в углу. Развернулась и, топоча, умчалась в неизвестном направлении, будя окрестности диким ревом: «Барин очнулся! Радость-то какая-а-а-а!».

Я медленно сполз с высоких перин и, путаясь в длинном подоле замысловатой ночной сорочки, босиком прошлёпал по теплым половицам к зеркалу, гадая, кого принесет на крики этого странного глашатая. Судя по хлопающим в глубине дома дверям и гулу нарастающей суматохи, времени у меня оставалось немного. Я поравнялся с зеркалом и застыл. Вместо во всех местах квадратного, до белых ресниц солнцем выжженного и покрытого, как пудрой, белой пылью, из мутной глади на меня смотрело нечто: невысокое, мелковатое, рыжеватое, с щедрой россыпью конопушек на носу и всклокоченной копной волос. Я нахмурился — нечто нахмурилось в ответ. Я помахал руками — нечто тоже помахало. Я показал зеркалу фак, и тут в комнату ворвалось нечто в облаке лент, кружев, бантов и рюшей.

— Митенька! Сокол мой ясный! — упала мне на грудь сухонькая и легкая, как перышко, старушка. Прежний я бы и не шелохнулся, но малец, в теле которого я оказался, был не самым крупным, и энергичная бабка запросто снесла меня с ног. — Свет очей моих! Очнулся!

Я постарался аккуратно отцепить от себя благоухающее розовой водой недоразумение, но это было нелегко.

— Отставить! — шикнул я на нее. — Бабушка, вы кто?

Пожилая женщина перестала рыдать и воззрилась на меня с неподдельным изумлением.

— Ты не узнаешь меня, Митенька? — старушка закусила кулачок и глаза ее наполнились слезами. Я вздохнул, предвидя новый виток истерики, и оказался полностью прав.

— Не помни-и-ит!!! Не помнит меня-я-я! Как же та-а-ак! Митенька-а-а!

Я бы, может, помнил, если бы знал. Но я находился в новой реальности и уже минут десять лихорадочно пытался сообразить, кто я и чем мне грозит это своеобразное путешествие «назад в будущее». Выводы делать было рано и страшно. Пока имелось абсолютно незнакомое тело: хлипкое и немощное, и новое окружение, которое, слава богу, пока не выказывало агрессии. Скорее наоборот — новоприбывшая бабка вся светилась заботой и искренней тревогой за только что очнувшегося парня. То бишь

--">