Уильям Фрэнсис Нолан - Папина дочка

шиворот и бросил головой вперед через стеклянный люк. Я почувствовал, что падаю сквозь пространство. Затем сильный грохот, звон разбитого стекла и темнота.

Кромешная тьма.

Далее я увидел нежное белое лицо, парящее надо мной, — лицо красивой молодой женщины с круглыми, темными, испуганными глазами, похожими на глаза олененка в лесу.

— Привет, — сказала она голосом таким же мягким, как и ее глаза. — Болит ли у тебя плоть?

Странный вопрос.

— Мое... тело из плоти?

Вокруг меня все прояснялось. Я находился в большой спальне, скорее всего, в ее спальне, поскольку все было розовым и плюшевым. И молодая леди тоже была одета в розовое кружевное викторианское платье с широкой юбкой, которое можно было бы надеть на костюмированный бал прошлого столетия.

Я попытался сесть.

— Ай! — простонал я, схватившись за бок. — Это действительно больно.

И тут я понял, что на мне белая шелковая пижама. Мой плащ, маска и одежда исчезли! Это было серьезно, ведь никто в Готэм-Cити не должен был видеть Робина без маски. Бэтмен будет очень зол на меня за это!

— Кто ты? — спросил я девушку.

— Сью-Эллен, — мягко сказала она.

— Какая еще Сью-Эллен?

Она покраснела.

— У меня нет фамилии. Иногда я даже не чувствую себя настоящим человеком. Ведь у настоящих людей есть фамилии, а отец никогда не говорил мне, какая у меня.

— Рискну предположить, что такая же, что и у него, — заметил я.

Красотка в розовом улыбнулась.

— Но я и этого не знаю. Я просто называю его отцом. — Она моргнула на меня. — А как тебя зовут?

— Я... Я не уполномочен раскрывать свою истинную личность.

Ее глаза расширились.

— Ты из ФБР?!

— Нет. Но я тоже борюсь с преступностью.

— Так вот почему ты носишь маску?

У нее были длинные светлые волосы, обрамляющие овал лица; лунный свет из окна делал их сияющими, как ореол.

Я поправил подушку и сел прямо.

— Разве ты не видел мою фотографию в газетах?

— Я никогда не вижу газет. И журналов тоже. Отец не приносит их в дом.

Она застала меня в полном костюме, а Робина много раз показывали по телевизору.

— Ты, наверное, видела меня по телевизору?

— У нас здесь нет телевидения, — сказала она.

Затем она снова улыбнулась и засияла. Я был ошеломлен ее бледной красотой.

— Но я знаю что это такое!

Этот сюрреалистический разговор ни к чему не привел; пора было его заканчивать.

— Извини, но мне пора уходить, — сказал я ей. — Как долго я был в отключке?

— Около десяти часов. Но ты не можешь уйти. Никто никогда не покидает этот дом, кроме отца. А он сейчас далеко. Далеко, далеко и еще раз далеко.

— Нет, правда, — сказал я, — я должен идти. У меня есть еще дела. Просто принеси мне одежду, в которой я был, когда ты меня нашла.

Она покачала головой.

— Я хочу, чтобы ты остался здесь со мной. Ты первый человек из плоти, которого я когда-либо знала, кроме отца.

— Послушай, Сью-Эллен, — сказал я, перекинув ноги через край кровати. — Я очень ценю то, что ты для меня сделала — вправила мне ребро и все такое — но я должен немедленно уйти, — Я встал. — Даже если мне придется выйти отсюда в шелковой пижаме.

— Горк остановит тебя, — заявила она. — Я сказала ему, что ты должен остаться.

И она щелкнула пальцами.

В дверях спальни появился огромный семифутовый человек. У него было плоское серое лицо и глаза без зрачков, он был одет в бесшовную серую форму. Он выглядел сильным — но я был уверен, что смогу с ним справиться.

— Мне придется избить твоего большого приятеля, если он встанет у меня на пути, — сказал я девушке. — Скажи ему, чтобы отошел от двери. Сейчас же!

— Горк — мой друг. Он делает то, что я прошу. И он не позволит тебе уйти.

У меня не было настроения спорить. Я просто опустил голову и сделал вид что иду в сторону кровати, а сам ударил с левой в голову странного парня. Ударить его было все равно, что врезаться в кирпичную стену. Было очень больно. Костяшки пальцев мгновенно опухли. И мои попытки ударить его снова были безнадежны. Мои удары не имели никакого эффекта.

Затем Горк положил на меня свои руки. Как два стальных мясных крюка.

— Не делай ему больно, Горк, — сказала Сью-Эллен. — Просто положи его обратно в постель.

И здоровяк сделал это. Он уложил меня, как трехлетнего ребенка. Взбил немного подушку и даже натянул одеяло до подбородка. И все это без изменения выражения лица.

— Ты можешь идти, — сказала ему девушка. — Спасибо, --">