В. Бирюк - Приступ

Заглянуть в запрокинутое лицо, в бешеные глаза.

— Ты чего, сдурел?

Как-то этикетность моя… неглубока оказалась.

Очевидная потрясённость остановила Боголюбского. Отпустил, собранное в кулак сукно на моём горле, разгладил… И снова вцепился:

— Кто? Кто это сделал?!

— А я почём знаю? Вот пришёл место посмотреть. Для венчания тебя. Епископа привёз, глянуть как тут…

Мой растерянный лепет вызвал новую вспышку раздражения:

— Ты…! Какое, нахрен, венчание!

— Дык… ну… в государи… всея Святая Руси… шапка там, бармы… инсигнии… сейчас привезут…

В ответ — различные повествования из профессионального жаргона табунщиков. Кратковременная истерика мгновенно перешла в конструктив, в назначение ответственного:

— Ванька! Найди! Найди воров! Они у меня! Из под носа! Сиськи режут!

Убьёт. Как пить дать. Потом будет жалеть. В поминальник внесёт, сорокоуст закажет. Но сейчас — убьёт. Просто… от полноты чувств.

— Можно попробовать. Но сперва — под венец.

Что-то я его как девушка… «до свадьбы — нельзя». Тут головой работать надо. А то, после его шипения, ноги как-то… не очень.

Присел на угол гроба, снял бандану, вытер мгновенно вспотевшую голову.

— Такая… святыня на всей Руси по зубам троим. Тебе. Но ты не брал. Евфросинии Полоцкой. Твоя двоюродная сестра с тобой схожа. Вам обоим на людей плевать. Есть святыня — в храм на главное место. А кто спросит: откуда? — в морду. Ты — мечом, она — словом. Так ты икону и меч из Вышгорода утащил. Не рычи на меня. Конечно, икона чудотворная по храму летала, к тебе в сундук просилась. Теперь все снова на тебя подумают. Но ты — не брал.

— Полоцкие?! Но их здесь не было…

— Нет. И главное: Евфросинии тайком воровать… не её. Ты так можешь, она — нет. Ещё раз — не рычи.

— Гхр! Третий?! Кто?!

— Благочестник. Он по характеру сохранитель. Схватит цацку и спрячет. Будет по ночам доставать, под одеялом любоваться. Возвеличивать сам себе, что у него есть.

— Клепаешь на недруга своего?! Не было смоленских здесь!

— Есть ещё две версии. Э… возможности. Был же бой. Кого-то ранили. Варвара — целительница. Вот и откочерыжили кусок для излечения.

Вспомнилась история одного из перстов Иоанна Предтечи. Ему приписывали способность исцелять от яда. Какой-то средневековый серб прибежал в монастырь, приложился к святыни, откусил у пальца фалангу и так, во рту, принёс домой — змея укусила его маленькую дочку. Может, здесь сходно?

— Глупости говоришь! У ей более всего мужика просят!

Варвара — многоцелевая святая. Ей молятся об удачном и скором замужестве; о женском счастье, о беременности, и не только ракетчики с миномётчиками; о защите от внезапной смерти, то есть без покаяния; об исцелении от болезней, о здоровье ребенка.

— Последнее, что в голову приходит: на экспорт.

— Ч-чего?!

— Украсть и продать гречникам. Или самому в Царьград сбегать. Товар не портится, нетленный. Русь-то так, нищета. Деньги — там. Там можно настоящую цену взять. Ты прикинь: первый монастырь во имя её — с 6 века. А тут — раз, в каком рядом — такая же сиська. А крове- и млеко-точение… сделают. Большие бабки поднять можно. После шести ста лет раскручивания бренда…

Андрей морщился от моего лексикона. Слова понимает или догадывается. Это требует напряжения, он тормозит. Что даёт мне время додумать мыслишку:

— Вот тебе ещё причина. Почему надлежит принять «шапку» и сесть государем.

— Хр-р?

— Великим Князем ты не можешь даже толком расспрос вести. Своих людей — пожалуйста. Маноха твой любую подноготную вынет. А вот смоленских или полоцких… «Вассал моего вассала не мой вассал». Не может Маноха, по воле твоей, кое-какому смоленскому конюху пятки прижечь — только с согласия князя его. А тому своих людей сдавать… Надобны однозначные и неопровержимые доказательства. Чтобы ты мог человечка расспросить. А пока ты не спросил — ты правды не знаешь и розыск вести не можешь. Замкнутый круг, однако.

Такое не было абсолютной новизной. В нашей переписке я такие мысли высказывал. Отказ от феодальной пирамиды, переход к прямому правлению. До сих пор Андрей или отмалчивался, или порыкивал.

Вообще, чем более грандиозную идею я подсовывал Боголюбскому, тем чаще получал в ответ «фигуру умолчания». Энтузиазмом по моим делам он не страдал вовсе.

— Великий Князь — голова только своим подручным князьям да светлым. А уже подручным светлого… --">