(Bartolomeo Rossi) - Моё солнце (СИ)

него.

— Давай не будем.

— Почему?

— Мой работодатель крайне неприятный человек. Наглая сволочь и просто мудак. Не хочу сейчас об этом.

— Ладно, извини.

Эмбер неспешно тянула вино.

— Откуда у тебя шрам?

Гилем машинально потянулся большим пальцем, но убрал руку на полпути. Над верхней губой шёл косой шрам, ему вторила тонкая белёсая полоска на десне.

— Он с детства. Отец держал мастерскую — у него там стояли очень неудобные тиски — мне по грудь. Я хотел помочь ему, ну и…

Гилем улыбнулся, разводя руками.

— Зубы сломал, кровищи наглотался — отец возил меня промывать.

Он всё же коснулся пальцем губы, посмотрел на него, словно там должна была остаться кровь. Гилем до сих пор помнил, как это произошло. Как смотрел, словно со стороны, на тугую рукоять, которую должен был повернуть, на то, как внезапно она поддалась, и вот, он уже летит вперёд, вниз, прямо на металл. Помнил боль, вкус крови во рту и острые кромки зубов там, где их не должно быть. Отец берёт его на руки. Вкус непривычный — слегка сладковатый, — уже потом Гилем узнал, что это из-за химического состава и присутствия в крови вампиров низководороной глюкозы.

— Шрам не стал меньше?

Гилем поднял глаза.

— А должен?

— А зубы?..

— Что зубы?

— У тебя все зубы на месте.

— Так вставили же, — Гилем широко улыбнулся, открывая зубы. Два выделялись: были слишком ровными. Насмешливо наклонил голову, хотел уже задать вопрос, но она перевела тему.

— Значит, у вас это семейное?

— М?

— Ну… чинить, разбирать на запчасти, проверять работоспособность…

Улыбнулся, не разжимая губ.

— Можно сказать и так.

Он наблюдал за ней, привалившись к окну, она позволяла на себя смотреть.

— Ты очень худой. Маленькие компании плохо платят?

Гилем тихо рассмеялся, снова почти касаясь пальцем шрама. При его весе ему и правда стоило быть на двадцать сантиметров ниже.

— За это стоит благодарить родителей: они не оставили мне выбора.

Внезапно он встал, беря её за руку.

— Пойдём отсюда?

— А вино?..

— Я куплю тебе ещё.

На выходе, со стендов на них смотрели рекламки поставщиков еды, алкоголя и крови. Взгляд всегда цеплялся за аляповатое клыкастое личико «Крови Мидори». Неровный детский рисунок за тридцать лет почти не изменился и, пережив своих более симпатичных конкурентов, стал самым популярным, узнаваемым и наглядно успешным брендом в вампирской рекламе.

Гилем действительно купил ей вина — для себя же решил, что ему хватит. Ливший весь день дождь прекратился, и лужи блестели масляными разводами в свете неоновых огней.

— Что это?

Эмбер почти коснулась тонкой полупрозрачной полоски у него под чёлкой, которая проецировала невидимую для глаза, но обманывающую камеры голограмму на лицо. Гилем сам её сделал. Он поднял взгляд за её рукой.

— Защищает меня от камер. И тебя, если встанешь ближе.

— Ты преступник?

— Я слишком хорошо знаю, как всё работает, — улыбнулся. — Последнее, что я хочу — это, чтобы кто-то использовал моё лицо.

— А так можно?..

— Ты ничего не знаешь об этом городе, верно?

Эмбер помолчала, опустив глаза.

— Я знаю, что здесь сложно жить, как хочешь.

Он подошёл к ней.

— Посмотри на ту камеру, — приблизился ещё, на уровень глаз, показывая еле заметный блестящий глазок. — Она, как и все остальные, создаёт проекцию твоего лица, высчитывает рост, комплекцию, а по ним — вес. Считывая мимику, понимает, что ты говоришь. Есть мошенники, которые используют эти данные, чтобы взломать твои счета, украсть личность или даже её уничтожить.

— Как-то это грустно… — Эмбер зябко повела плечами, невольно скидывая его руку. — Давай о чём-нибудь более весёлом? — посмотрела на него. — Сколько тебе лет?

— Двадцать шесть.

— Да?.. — Эмбер удивлённо подняла брови. — А я думала…

— Что?

— Нет. ничего.

Он не даст ей это сделать ещё раз.