Ханну Райяниеми - Элегия для молодого лося

мимо. Он рыбкой нырнул вперед, с чувствительным ударом приземлился на тротуар и перекатился по нему.

— Да помогите же мне кто-нибудь, реrкеlе, — чертыхнулся он в бессильном гневе, приподнялся, весь в поту, пока тварь медленно откатывалась, рыча двигателем. Он обонял запах паленой резины, смешанный с озоном. Может, получится ее одолеть, явилась дикая мысль; он распростер руки, отказываясь бежать. И-и… последний стих…

Перед тварью что-то приземлилось. Зашуршали крылья. Это был голубь. Косонен и автотварь уставились на него. Голубь успокоительно поворковал, после чего взорвался.

Взрыв чуть не разорвал барабанные перепонки, а белый огненный шар на секунду затемнил весь мир. Косонена снова швырнуло наземь; он валялся на своем рюкзаке и слушал болезненный звон в ушах. В десяти метрах от него догорала автотварь, искореженная до неузнаваемости.

Другой голубь подбирал с тротуара то, что могло показаться металлическими осколками. Существо нахохлилось и посмотрело на него. Пламя отразилось в сапфировых глазках. Потом оно улетело, оставив по себе белую каплю помета.

Променад был пустынен. Косонен двигался осторожно, высматривая, нет ли других автотварей, держался узких переулков и дверных проемов. Свет файервола между зданий побледнел, в окнах заплясали странные огоньки.

Косонен осознал, что ему хочется есть. Он не ел с полудня, а дорога и драка отняли много сил. Отыскав в безопасном по виду месте на углу улицы пустое кафе, он установил на столике небольшую походную печку и согрел воды. Его припасы в основном исчерпывались супом в жестянках и сушеной лосятиной, однако протестующий желудок был невзыскателен. От запаха еды он потерял осторожность.

— Это мое место, — обратился к нему голос.

Косонен взвился, потянувшись к арбалету.

В дверях стояла сгорбленная троллеобразная фигура, облаченная в лохмотья. Лицо в рамке засаленных волос и бороды поблескивало от грязи и пота. Пористая кожа пестрела сапфировыми ростками, словно родинками. Косонен полагал, что жизнь в лесу сделала его нечувствительным к людским запахам, но от незнакомца горьковато воняло потом и прокисшей выпивкой, да так, что Косонена потянуло блевать.

Неизвестный прошел внутрь и выбрал столик напротив Косонена.

— Да ладно, все в порядке, — дружелюбно произнес он. — Тут гостей и так немного. Добрососедство не помешает. Saatana^[2], это что у тебя, суп «Блабанд»?

— Угощайся, только немного, — настороженно отвечал Косонен, За эти годы он встречал некоторых оставленцев, но старался их избегать: у всех у них были свои причины остаться, и очень редко общие черты.

— Пасиб/ Добрососедство, ты гляди. А, да, Я Пера. — Тролль вытянул руку.

Косонен осторожно пожал ее, ощутив под кожей Перы странные колючие предметы. Это было как пожать перчатку с измельченным стеклом внутри.

— Косонен, Так ты здесь живешь?

— Не-ет, не здесь. Не в центре. Я сюда прихожу чего-нибудь стырить из домов. Но дома теперь реально умные стали. И жадные. Даже супа толком не сыщешь. В «Стокманне» меня вчера чуть не съели, натурально. Жизнь тут жестянка. — Пера качнул головой. — Но лучше, чем снаружи.

В его глазах появилось лукавое выражение. Интересно, ты остаешься здесь потому, что тебе так хочется, подумал Косонен, или потому, что файервол больше не выпускает?

— Значит, ты не боишься богов чумы? — спросил он громко, передавая Пере одну из разогретых консервных банок. Городской оставленец вылакал ее одним могутным глотком; запах минестроне смешался с другими компонентами.

— А чего их бояться? Они все померли.

Косонен изумленно уставился на Перу.

— Откуда ты знаешь?

— Голуби мне рассказали.

— Голуби?

Пера осторожно вытащил что-то из кармана драного пальто. Это Был голубь. Голубь с сапфировыми глазами и клювом, и перья тоже голубоватые. Существо зашуршало крыльями и забилось в руках Перы.

— Маленькие вы мои, — протянул Пера. — Ты с ними, верно, уже встречался.

— Да, — сказал Косонен. — Это ты послал того, который взорвал ту штуку, похожую на авто?

— Ну, соседи должны друг другу помогать, не? Пустое. Суп вкусный.

— И что они рассказали тебе про Богов чумы?

Пера осклабился; в его ухмылке недоставало многих зубов.

— Когда Богов тут заперли, они стали драться друг с другом. Не хватило силенок наружу вылезти, вот. Должен был остаться только один, как в Горце. Голуби мне иногда картинки --">