Ханну Райяниеми - Портрет Салаи

Ханну Райяниеми Портрет Салаи

Когда кометный орган взял фальшивую ноту, Сфумато понял: что-то неладно.

Его водные «я», плавающие в капиллярных океанах Листа, услышали несвоевременный раскат грома. Антропоидные «я» Сфумато в невесомости джунглей ощутили диссонантное землетрясение.

Каждую ноту мелодии играла настоящая комета, ударяющая в тёмную изрытую сторону древнего колечка Дайсона. Крохотули-разведчики из «я»-флота Сфумато смотрели на это с орбиты. Бледные точки распускались одна за другой молочными взрывами-всплесками, — мегатонны грязного снега, сотни музыкальных Тунгусок, — пока очередная не запоздала более чем на секунду и не ударила в пятидесяти километрах от цели.

Диссонанс не только покоробил слух, но и раздосадовал. Сфумато вложил в пьесу немало труда. Выбирал кометы из несметного множества трансплутоновых небесных тел пояса Койпера, бомбардирующих Внутреннюю систему с тех самых пор, как крах Великих проектов расстроил их динамику и превратил в безумный пинбол. Лазерной матрицей Листа, изначально задуманной для разгона межзвёздных микрозондов к Проксиме Центавра, превращал лёдяной покров комет в струи пара, ювелирно подправляя траектории. Даже поставил антропоидное «я» наигрывать мелодию на клавишах ледяного органа в обсерватории одной из башен обода — синхронно с кометными ударами.

Да, это был скорее экспромт. Закончить композицию Сфумато не удосужился. Он редко что-либо доводил до конца. Какой смысл быть мински, колонией из тысячи разумных нооидов, если себя ограничивать? Один из нооидных кластеров отвлекла спектроскопия кометного льда. Другой решил вычислить, что из классики можно сыграть ньютоновыми соударениями с плоскостью. Органист-антропоид между неспешными тычками по клавишам принялся высекать эффектные ледяные скульптуры.

Однако Сфумато питал уверенность, что сделал всё как надо, и, когда мыслецепочку запрудили эмоблоки раздражения и сомнения в себе, проследил орбиту запоздалой кометы до самой Внешней системы.

Тут-то он и увидел Карнавал.

Тот явился невесть откуда в последнюю килосекунду и сбил комету с курса своим притяжением. Небо сверкало гамма-лучами от тормозящего варп-пузыря. Ядро Карнавала пучилось тёмным неровным кругом — эффект гравилинзы, порождаемый чёрными дырами-двойняшками массой с Юпитер в его сердце. Вокруг тёмного глаза расширялось гало из ярких мошек, миллионов их, каждая — капсид в километр длиной, угловатое ядро фон Неймана в бурлящей оболочке умной материи. Мошки были Железными критиками, сторожевыми псами и герольдами Карнавала.

На глазах Сфумато Критики дружно дали по газам, гало изменило форму, удлинилось. Сфумато продолжил их орбиты. Все, как одна, упирались в длинную, миллионокилометровую ленту Листа. Увидев кометы, Критики, как водится, загорелись яростным, неутолимым, хищным любопытством. Ни одна цивилизация Системы, спящая или бодрствующая, их разбуженного исследовательского пыла до сих пор пережить не смогла.

Мыслецепочка Сфумато переполнилась ледяными блоками страха и инстинкта самосохранения. Он принялся тормошить древние суда «я»-флота, выгружать снимки нооидов на несомые микрозондами кристаллы памяти, отправил антропоидные и зооидные «я» в смелые массовые исходы к поспешно сооружаемым ускорителям масс.

Критики достигнут Листа через восемьдесят килосекунд, и вскоре за тем колечка Дайсона, бывшего домом Сфумато на протяжении сотни гигасекунд, и всех задержавшихся на нём «я» не станет.

Но это полбеды.

Ещё надо сообщить плохую весть Салаи.

* * *

На вызов Салаи не ответил. Неудивительно: они не общались уже несколько гигасекунд, с конца войны. Мински Салаи был куда меньше мински Сфумато, и Салаи предпочитал бродить по безбрежным просторам Листа сам, населяя стайку зооидов и синтоидов.

Продолжая готовиться к отбытию, Сфумато втиснул побочную мыслецепочку в крохотный мозг своего быстрейшего «я»-судна, дрона на антиматерии, и рванул по дневной стороне Листа искать бывшую любовь, пока не поздно.

О силе тяжести на колечке Дайсона говорить не приходилось, но жизни на нём хватило бы на тысячу планет вроде Земли. Капиллярные океаны ажурно синели на фоне пышного сплетения растущих в невесомости джунглей. Отдельные зелёные побеги едва не дотягивались до тенедисков — световых парусов, плавающих взад-вперёд между Листом и Солнцем. Их --">