Ростислав Кравцив - Край Мира

Следующий. Да, «в

мясо» его, я же сказал! Так, имя.

— Герт.

— Это что?

Сортировщик вопросительно посмотрел на арестанта.

— Меня так прозвали из-за моей футболки. Ее в контейнере нашли,

на берег выбросило... На ней было «GERT» написано. А родители

мои погибли в Первой войне, и...

— Все, хватит, хватит мне рассказывать. Запишем «Герт». Меня эти

истории... как вы меня все... надоели!

Сортировщик закрыл лицо руками, массируя уставшие от мерцаю-

щего пламени глаза.

— Вот его дело, товарищ...

— Ага, — зевая, сказал чиновник, принимая у конвоира несколько

листов с потрепанными углами.

Морщины на его лице разгладились, и он посмотрел на заключен-

ного так, как будто образ арестанта не соответствовал тяжести его

проступка. Затем он еще раз перелистал дело, машинально, не чи-

тая текста.

— Предатель значит, — процедил он сквозь зубы.

— Я никого не предавал, — спокойно ответил Герт, — или вы считае-

те предательством то...

— Под Каток! — взвизгнул сортировщик, расправляя плечи, — Под

Каток его!

Взглядом, в котором зло граничило со страхом, он вцепился в по-

желтевшие страницы дела № 3487. Что-то чиркнув на первом листе,

нервно и быстро, чиновник повернул голову в сторону третьего ко-

ридора. Еще несколько секунд он смотрел в спину заключенного,

увлекаемого двумя конвоирами, словно желая убедиться, что тот бу-

дет благополучно доставлен в пункт предписания.

«Под Каток» попадали предатели, дезертиры и инакомыслящие. До

разговора с чиновником Герт еще надеялся на «Мясо». В «Мясе» —

передовом отряде, состоящем из зэков, вооруженных чем попало —

топорами, обрезками труб и арматуры — был шанс выжить, и после

двух-трех боев заключенный становился рядовым солдатом.

Каток даже такого шанса не давал. Он гарантировал лишь одно —

несчастный до конца своей жизни — теперь уже не долгой — будет

потом и кровью исправлять свой тяжкий грех перед государством. И

умрет не прощенным. Бабэк был прав — предателей никто не по-

мнит. Их даже не хоронят. Оставляют за катком на съедение терадо-

гам.

Каток несправедлив. Можно ограбить магазин, убить офицера, со-

вершить самое тяжкое преступление и в итоге попасть «в мясо». Но

за отступничество, инакомыслие, сомнения в правильности полити-

ки, проводимой государством, человек попадал «под Каток» — мо-

бильную каторгу империи без права на выживание.

— Ну че ты присосался? Дайхлебнутьбля! Кнур!

Кнур, как именовали второго охранника, протянул Бабэку флягу.

Сделав пару глотков, тот зашатался, и, теряя равновесие, схватил

напарника за плечо. Пытаясь настроить фокус, он взглянул на рабо-

тающих впереди людей.

— Да все нормально, не ссы, они в поряде... А тебе уже хватит, —

пробубнил Кнур, забирая флягу, — На, жратвы возьми закуси.

— Какое «закуси»! — весело заорал Бабэк, и они дружно заржали.

Солнце уже клонилось к закату, и слабый ветерок пробежал по скуд-

ной степной растительности. До самого горизонта тянулись разно-

цветные лоскутки таврийской пустоши. Буро-фиолетовая земля ме-

стами была покрыта выгоревшей травой, а кое-где была белой от

проступившей на поверхность соли. Суровую красоту крымской сте-

пи изредка нарушали изъеденные ржавчиной скелеты — останки

боевых машин Первой войны.

Полуденная жара ушла, и в поле зрения все чаще стала появляться

живность. Обычно это были птицы. Восседая небольшими группами

на высохших, сгорбленных деревцах, с интересом и непониманием

наблюдали они за монотонной работой узников Катка. Из скудной

жухлой травы доносился шорох ящериц и полевых мышей. Иногда

попадались звери покрупнее. Пару раз совсем рядом пробежал об-

лезлый, тощий заяц.

— Убегает от кого-то, — шепнул зэк, толкавший трубу справа от

--">