Вадим Юрьевич Панов - Чайник

свиваясь в кольца, танцевал змеиный хвост с руку толщиной. Я посмотрел зверюге в глаза и… Все потеряло в мире значение, шум леса перестал существовать. Для меня существовали только его глаза. Не хочется даже думать, чем бы могли закончиться эти гляделки с василиском, но мой ангел‑хранитель, пребывающий, видимо, в краткосрочном отпуске, понял, что скоро ему придется искать новую работу и решил‑таки приступить к выполнению своих прямых обязанностей. Нечеловеческий по чистоте визг вырвал меня из небытия. Это был мой визг. Оглушенный звуковой волной василиск, зарычав, встал на задние лапы, и чары гипнотического взгляда изчезли. Вереща на весь лес, так, что опадала листва, я бросился наутек. Хвост василиска просвистел у меня над головой, задел молоденькую осинку. Осинка сухо хрустнула и повалилась. Далеко я не ускакал. Это ж лес, а не стадион Динамо! Упершись в завал валежника, я понял – это конец. Времени для маневра у меня не было. Я обернулся. Ко мне на всех парах несся василиск. Его куцые крылья чиркали по трехгодовалым дубкам, и они переламывались, как дешевые спички. Ну вот, допрыгался. Я наспех попрощался с миром. Но тут… О, чудо! В моей груди запылал воинственный огонь. Эта курица! Меня! Человека с высшим образованием! Да я! Гёте! В подлиннике! Злость душила меня. Как говорится, если зайца загнать в угол… Обнаружив, что сведенные судорогой пальцы все еще сжимают древко копья, я перехватил его поудобнее и с силой метнул навстречу зверюге. Копье, черной молнии подобно, срезало пару веток и впилось в тушку твари, а наконечник показался из‑за загривка. Увы, я не Иван Царевич, чтоб одним ударом все головы змею снести. Даже одной не снес. Хреновый, видать, из меня царевич. Темнобурая кровь сгустками била из раны василиска, но это его не остановило. Увы. Мягко, по‑кошачьи, зверь с рычанием стал подбираться ко мне. Я уже чувствовал его смрадное дыханье, которое жгло мне лицо. Я закрыл лицо рукой. Мама! И тут произошло чудо. Обыкновенное чудо, которые на каждом шагу. Из заветного колечка вырвался узкий огненный луч и со свистом ударил животное. В секунду василиск превратился в факел, поднялся на дыбы и с предсмертным воем рухнул у моих ног.

– Ты чего артефакт не активизировал, дурень?!

Я поднял глаза. Надо мной на горе валежника стоял запыхавшийся Марк с Чуей. Чуя воинственно шипел, сжимая в руке дротик.

– Никогда еще чужой артефакт не активизировал! Да еще на расстоянии… Уф… Ты как?

Я открыл было рот, дабы проанализировать свое состояние, но с языка сорвалось грязное ругательство. Еше минуты две я изъяснялся далеко не пушкинским языком.

– Складно излагает, – сказал Чуя с уважением.

– Я бегу‑у‑у‑у!!!! – послышалось из леса. Через секунду на поле битвы выскочил Бронислав, размахивая топором. Он быстро оценил ситуацию.

– Жуткий ты тип, чел! Мало того, что зверюшку на копье поднял, так потом еще и дыханием дракона зажарил! Гринписа на тебя нету. Так! А нам же еще премия полагается!

И они радостно загалдели. Ну вот и все, наверно. Потом Рыжему намылили шею за несанкционированное использование гражданского населения в травле опасных хищников. Потом мне трясли лапу. Потом была схватка Марка с Рыжим за надбавку за риск. И еще торжественное подключение к Тиградкому. Теперь я был прописан в Тайном городе. А спустя день сам Егор Бесяев, вице‑президент «Тиградком» посетил меня лично и купил мой комп за огромные тыщи. А дядю Славу вообще к себе переманил. Все восхищался его гением… Потом… Ну это уже другая история.

После всех этих напастей наша четверка отправилась в «Три педали», где мы гудели, празднуя мою победу.

А Чуя сложил балладу о наших подвигах, и мы ее хором исполнили. Три раза. На бис. К утру мы, качаясь, покинули «Три педали». Денег не было ни копья. Бронемир поймал где‑то стайку Красных Шапок и, пригрозив утилизацией, выгреб у них всю мелочь. На нее мы купили мороженого, которое и употребили сидя на гранитных ступенях Москва‑реки, глядя, как в розовом серебре рассвета тают неоновые огни Тайного города. Моего города.

--">