Валерий Петрович Большаков - Целитель-9

щебенкой на склоне, и валко закачалась в травянистой колее.

— Это старая дорога к дачам, — отрывисто сообщил шофер. — Сейчас-то они у заправки съезжают…

Он смолк, выруливая на обширный лужок, спадавший к оврагу. Неподалеку замер милицейский «луноход» — обычный «уазик», только с крепким верхом, выкрашенным в канареечно-желтый цвет и обведенным синей полосой. «Волга» с парой штыревых антенн выдавала присутствие чекистов, а у травянистого обрыва ревел движком «сто тридцатый»^[2],медленно выволакивая помятый «Жигуль» — натянутый трос дрожит, а разбитый задок малолитражки пускает копотные дымки. Обмирая, я узнал Надину машину.

«Не дай бог…»

Эксперты с оперативниками занимались своими скучными, пугающими делами — расхаживали, крадучись, вороша космы жухлой прошлогодней травы, спутанной с зеленой муравой, мигали слепящими фотовспышками, а с краю всей этой неспешной кутерьмы пыжилась серая «буханка» скорой помощи.

Туда я и направился, чувствуя, что поступь не тверда. Сердце бухало, а холодок в душе смерзался в тошнотворную ледышку.

Она была здесь, Надя Темина, «молоденький няшный сотрудник». Лежала на носилках, вытянув длинные ноги. Маленькая грудь едва округляла тонкую ткань блузки, проступая набухшими сосками, но девушке не было стыдно, и она не мерзла — широко распахнутые голубые глаза недвижимо отражали небо.

— Перелом шейных позвонков, — негромко прозвучал голос Иванова, усталый и, как мне показалось, безучастный.

— Как это случилось? — шевельнул я губами, снова и снова оглядывая Надю.

Когда гибнет мужчина, с этим смиряешься — судьба такая у воинов и охотников. Но мертвая девушка — это слишком жестоко.

Рядом со мной остановился парень в овчинном полушубке, накинутом на плечи.

— Капитан Савельев, — представился он.

Стягивая тонкие резиновые перчатки, опер зачастил — уверенно, с налетом того профессионального снисхождения, что всегда бесило меня:

— Смерть наступила после полудня. Девушка ввела себе дозу морфия — следы трех недавних уколов находятся на локтевом сгибе левой руки, а шприц с отпечатками пальцев Теминой найден на коврике под водительским сиденьем. Здесь небольшой уклон, а машина не стояла на ручнике, вот и съехала задом к оврагу. Сорвалась, врезалась багажником… Темину так приложило к спинке сиденья, что она сломала шею. В общем, всё выглядит очень натурально, однако есть и странности.

Злость накаляла меня, но я сдержался, выцедив:

— Какие?

— Следы каблучков на дороге. Девушка зачем-то выходила, топталась… Причем, ее дубленка лежала на заднем сиденье. И еще, — «следак» повернулся к лесу. — Вон там обнаружены свежие отпечатки шин «Волги», и много окурков. Курили двое. Возможно, эта парочка и передала ампулы Теминой — пять штук лежало в бардачке «Жигулей», отпечатки стерты. И еще. В четверть второго неизвестный позвонил из Нижних Дубков по радиофону девушки, сообщив об аварии. Судя по всему, кто-то здесь побывал до нас, не шибко отягощенный приличиями, и спер сумочку погибшей…

— Могу добавить странностей в вашу копилку, — усмехнулся я. — Мы с женой встретили Надю в Москве после парада, и тогда ей как раз позвонили. Якобы наши особисты вызвали на работу…

— Нет! — Иванов возник в поле моего зрения. — Никто из первого отдела Теминой не звонил — все исходящие и входящие записываются.

— Значит, звонили убийцы! — отрезал я, и раздраженно пожал плечами. — Поймите, это полнейшая, дичайшая чушь — считать Надю морфинисткой! У наркоманов все руки и ноги обколоты! А здесь? Кстати… Она так и сидела за рулем? Без дубленки?

— Сам удивился, — Савельев потер подбородок. — Холодно же…

— Синяков на теле нет? Ее не насиловали?

— Никаких следов, — оперативник поиграл желваками, и вытолкнул, пряча злость: — Медэксперт доложил, что Темина умерла девственницей.

Мы помолчали, каждый думая о своем.

— И вот еще какая деталь, — сказал я, смягчаясь. — Не всё так натурально, как кажется. Надя — левша. Сделать себе укол в правую руку она, наверное, смогла бы, но в левую — извините.

Савельев переглянулся с Ивановым.

— Значит, кто-то другой ввел морфий… — медленно проговорил Борис Семенович. — Не хреново девки пляшут… по четыре сразу в ряд!

— Если это вообще был наркотик! — резко сказал я. — Могли и спецпрепарат вколоть — для развязывания языков у молчуний! Надя выболтала все секреты, которые знала, и ее убрали. Как вам --">