Ярослав Титарев - Бальдр и Тёмный бог

двору. — Не хорошо уйти, не простившись.

— Она спит, и будет спать ещё много дней, — сказал Торир. — Обряд потребовал много сил. Она ведь не старуха, ты знаешь? Йорунн была молода, но договор с Хель, чтобы она отпустила тебя, стоит дорого.

Я растерялся, ноги подкосились, и я уселся на скамью, стоявшую возле крыльца.

— Йорунн была молодой? — удивился я. — И отдала свою молодость за возможность вернуть меня из могилы?

— Именно, — кивнул Олав.

— Видимо, у вас тут дела действительно плохи…

— Поверь, молодость одной женщины ничего не стоит, когда под угрозой вся страна: все мужчины, женщины и дети, — яростно блеснул взгляд Торира.

Холодный ветер трепал мне волосы и пробирался под полы плаща. Начинал накрапывать дождь. Я глядел на небо и чувствовал, как оно всё сильнее давило на меня. Я вспомнил холодный ветер Хельхейма и чувство невыносимого одиночества. Быть мёртвым вновь мне совершенно не хотелось.

— Что ж, — вздохнул я, поднимаясь. — Поедем, посмотрим на моего брата конунга. Может быть, в пути память ко мне вернётся.

Мы подошли к конюшне. Торир вывел лошадей, и все они взволнованно заметались, заржали и поднялись на дыбы.

— Тише, тише! — воскликнул Олав, схватив одну из них за поводья.

Торир зло хлестнул вторую и выругался. Я хотел помочь с третьей, но понял, что причиной их волнения был я сам — мертвец, поднятый из могилы.

Я отошёл в сторону. Торир продолжал хлестать бедную лошадь.

— Ладно, ладно, не бей её! — проговорил я. — Они напуганы, но в этом нет их вины.

Когда я отдалился достаточно, кони присмирели.

— Похоже придётся мне идти пешком, — невесело хмыкнул я.

Олав и Торир поглядели на меня, а потом друг на друга, и во взгляде их было много тревоги.

— Это будет медленно! — буркнул Торир. — До ночи к жилью не дойдём, твари выползут из щелей и нападут на нас!

— Что ж, у нас нет выбора, — проговорил Олав. — Пойдём лесной дорогой, разведём костры. Огня они боятся.

— Какие же вы трусливые! — воскликнул я. — Тоже мне хирдманы конунга!

Я запахнул плащ и первым двинулся к воротам.

— Далеко топать до моего братца? — оглянулся я на спутников, которые всё еще стояли в нерешительности. — Идёте?

Олав намотал поводья моего коня к луке своего седла и тронулся. Торир затянул ремни на тюках своей лошади и направился следом.

— До Тронхейма несколько дней пути, — мрачно сказал Олав.

* * *

Мы шли по вязкой от грязи дороги, я перепачкался по колено в глине. На какое-то время обнажилась угольно-чёрная вершина горы, которая была видна из усадьбы Йорунн. Гора меня поразила правильностью формы. Но долго любоваться не пришлось: хмурые облака вновь закрыли её собой.

Пока мы шли, я долго размышлял о том, кем я был, как я жил прежде и за что был убит. Но расспрашивать своих спутников я не решался, опасаясь того, что они раскусят мою слабость или попросту солгут, ведь они не были мне друзьями.

Дорогу обступили тонкие деревца с поросшими мхом стволами. Ветви их были изящно переплетены между собой. Чем дальше мы шли по дороге и углублялись в чащу, тем крепче и выше становились деревья, но даже самые крепкие из них едва ли превышали рост два человеческих роста.

— Давай встанем здесь, — сказал Торир, нервно почёсывая бороду. — Нужно запастись дровами.

Олав кивнул.

Я был счастлив услышать о привале, потому что уже задыхался от усталости. Я был уверен, что с лёгкостью одолею дневной переход, не зря же в прошлом я был великим воином! Ведь я даже не нёс мешка! Но оказалось, мертвецы не были выносливы. От чрезмерного напряжения меня даже вырвало под кустами.

Торир принёс мне воды и расстелил тюфяк. Я лёг. Олав склонился ко мне и протянул длинный нож в кожаных ножнах:

— Это на всякий случай, Бальдр.

Я кивнул и положил нож под тюфяк. Вскоре передо мной заплясали языки пламени. Ночь быстро опустилась на лес. Олав и Торир натащили много стволов и развели костры так, что мы оказались внутри огненного круга. Лошадей расседлали и привязали здесь же, на противоположной от меня стороне. И они стояли, как вкопанные, их глаза были полны страха, но деваться им было некуда.

Мои спутники принялись готовить ужин, но я не хотел есть. Глотнув из фляги воды, отдающей болотной тиной, я отвернулся к потемневшему лесу и ощутил весь его холод и сырость. Как только настала ночь, и темнота сузила мир до круга, освещенного костром, в моей душе вновь --">