(kirillpanfilov) - Француженка (СИ)

Весной дни — как лента дороги, которая разматывается вдаль и никогда не кончается; едешь, наслаждаешься скоростью, и даже сиреневые вечера кажутся светлыми и хорошими. Я вдыхаю побольше воздуха, чтобы сразу хватило на сто лет, обуваюсь, любуюсь огромными зелёными деревьями, провожу по ветвям и сжимаю между пальцами молодые листочки. Пальцы у меня пахнут теперь всем сразу — пряной листвой, дождём, кофе, сосиской на гриле из хот-дога, отголосками парфюмерии, кондиционером для белья и почему-то проявителем для плёночных фотографий. Кажется, я слишком чувствительна; два часа кажутся бесконечно долгими, но я уже бегу в мастерскую и забираю распечатанные и наклеенные фото. Мастерицы успели приладить даже нитки с обратной стороны, так что я не буду ломать голову, как повесить фотографии.

В кафе хозяин уже ждёт меня в обнимку с гитарой — я кладу на барную стойку кипу распечатанных фотографий в большом формате и сбрасываю весеннюю куртку. Гремят мелодии в музыкальном автомате, посетители удивляются, но довольны, тем более, что особенно удачным риффам хозяин подыгрывает и подпевает. Он угощает меня зелёным шоколадом, марсианским, по его уверению, и мы разглядываем и развешиваем снимки. Посетители, забывая о кофе с пирожными, нерешительно встают и тоже рассматривают фотографии. Я смущена, потому что на многих из них я, и часто обнажённая, но зрителям это даже не приходит в голову, потому что здесь и сейчас я обычная девчонка в джинсах, с голыми щиколотками и легкомысленной футболке с Микки-Маусом, в расстёгнутой рубашке, да ещё шляпу на глаза надвинула. А там, на глубоких тёмных листах, я — принцесса, пришелица, волшебница, таёжный дух, болотное существо, цветочная фея, дождливая и бесплотная на одних снимках и опалённая солнцем на других. Я помню историю каждой фотографии. «Я есть хочу»,— жалобно говорила я, совсем замученная. «Погоди,— отвечала Элен,— у тебя живот сейчас очень красиво выглядит. Ещё пять минуточек, и идём есть».

На снимках Элен красные трамваи звенят, а капли дождя на стекле древнее шумерской клинописи; города сверху, с башен, выглядят инопланетно и чувственно, а в реке волны такие, что боишься захлебнуться; и облака осязаемые и тяжёлые, как на самом деле, словно она трогала их руками. Грузчик с хрупкой скрипкой; девушка, загорающая у фонтана, с открытыми плечами и в жёлтом парусе платья на ветру; человек в шляпе, и учительница французского, и девочка с роботом на поводке, и разноцветные студентки, и машина, мчащаяся на нас — как я ругала Элен за этот снимок! — усталые от солнца цветы, поцелуй украдкой за углом школы; бабушка, швыряющая яблоком в свою соседку; печальный двойник Леннона и царевна-старшеклассница.

Мы все молчим, а потом говорим; и кафе не закрывается до глубокой полуночи, и хозяин всё играет Маккартни и «Дайр Стрэйтс», а я забилась в дальний уголок, читаю Мураками, пока рыжая волшебная Кристина разносит заказы, и наблюдаю за взглядами и вздохами людей, забывающих допить кофе.

Последние аккорды звучат к половине первого ночи.

========== 21 апреля, полдень ==========

— Ты балбесина,— говорю я от души.— Ещё немного, и я от тебя отвыкла бы.

— Слушай,— говорит она.— А ту фотографию, где ты Чарли Чаплин, ты тоже повесила?

Я киваю. В чёрных широких штанах и чёрной шляпке котелком я и правда как Чарли Чаплин, разве что усы не нарисовали, да грудь приходится прикрывать. Штиблет чёрных и блестящих тоже не нашлось, и я с тросточкой стою смущенная босиком и жду, пока Элен насытится и перестанет щелкать затвором. Я там как худой мальчишка, и это трогательно.

— Почти четыре месяца,— говорит она невпопад.— С ума сойти. Слушай, а ту фотографию, где ты на фоне заката?

Конечно, я помню, что это тоже один из любимых снимков Элен. На нём я почти обнажённая на фоне закатного неба — иду по мелководью, а брызги у ног блещут жемчужинами. Я видна лишь силуэтом из тёмного янтаря, полупрозрачным, сама себя не узнала бы, если бы не помнила точно, как было прохладно на вечернем ветру; там я точно с другой планеты, ещё более худенькая, чем обычно, с забранными волосами — просто придерживаю их рукой, а небо разгорается, абрикосовое, персиковое, сиреневое и в сполохах красных и чёрных.

— А какие у тебя новости?

— Ну,— я смеюсь,— летать я так и не научилась, твои

--">